Совет целиком стал на мою точку зрения (кстати, это была «линия ЦК»). Когда Ягода пытался еще сказать, что спортивные клубы будут гнездами контрреволюции и что за ними надо смотреть в оба, Семашко перебил его: «Ну, это дело вашего ведомства, это нас не касается».

Дело двинулось быстро, клубы росли, массы с энтузиазмом увлекались спортом. Летом 1924 года была устроена первая всероссийская Олимпиада (по легкой атлетике), которая прошла с большим успехом. Я был ее главным судьей и очень интенсивно всем этим занимался.

ГПУ чинило нам большие затруднения – для него все старые спортсмены были врагами. Пришлось вести с ним войну, защищая отдельных спортсменов, не отличающихся особой любовью к коммунизму. Некоторых приходилось вырывать из пасти ГПУ зубами. Анатолий Анатольевич Переселенцев был лучшим гребцом России; в 1911–1912 годах на одиночке он выигрывал первенство Европы. Он был «выходец из буржуазных классов». ГПУ его терпеть не могло и пыталось арестовать. Спасало его только мое заступничество и угроза поставить о нем вопрос в ЦК, если ГПУ его тронет или попытается создать против него какое-либо выдуманное дело. До 1927 года Переселенцев жил под моей защитой, знал это и меня благодарил. В 1927 году, собираясь бежать за границу, я повидал его в спортивном клубе и сказал ему, что я уезжаю на работу в провинцию, и, так как его некому будет защищать, ГПУ его немедленно съест; поэтому я советую ему все бросить, перестать мозолить глаза ГПУ и спрятаться где-нибудь в далекой глухой провинции. Он обещал моему совету последовать. Не знаю, выполнил ли он его и какова его судьба.

Скоро спортом начали заниматься (больше для здоровья) и члены большевистской верхушки. Правда, ни Сталин, ни Молотов спорту никогда никакой дани не отдали. Но Каганович бегал зимой на лыжах, а с Сокольниковым, бывшим в это время наркомом финансов, и с начальником бюджетного управления Наркомфина Рейнгольдом у нас образовалась частая партия в теннис; в ней иногда принимала участие и жена Сокольникова Галина Серебрякова. Сокольников будет расстрелян в 1941 году в Орловской тюрьме, Рейнгольд расстрелян еще в 1936–1937 годах, а Галина Серебрякова сослана на советскую каторгу – в концлагеря. После длительного пребывания там, после сталинской смерти вернулась и, видимо, «страха ради» написала скверную книгу о пережитом.

Между тем приближался XIII съезд партии. За несколько дней до его открытия методичная Крупская вскрыла пакет Ленина и прислала ленинскую бомбу («завещание») в ЦК. Когда Мехлис доложил Сталину содержание ленинского письма (где Ленин советовал Сталина снять), Сталин обругал Крупскую последними словами и бросился совещаться с Зиновьевым и Каменевым.

В это время Сталину тройка была еще очень нужна – сначала надо было добить Троцкого. Но теперь оказалось, что союз с Зиновьевым и Каменевым спасителен и для самого Сталина. Конечно, еще до этого в тройке было согласие, что на съезде Зиновьев будет снова читать политический отчет ЦК и таким образом иметь вид лидера партии; даже, чтобы подчеркнуть его вес и значение, тройка решила следующий, XIV съезд, созвать в его вотчине – Ленинграде (потом, с разрывом тройки, это решение было отменено). Но теперь, в связи с завещанием Ленина, главным было согласие Зиновьева и Каменева на то, чтобы Сталин остался генеральным секретарем партии. С поразительной наивностью полагая, что теперь Сталина опасаться нечего, так как завещание Ленина еще намного уменьшит его вес в партии, они согласились его спасти. За день до съезда, 1 мая 1924 года, был созван экстренный пленум ЦК специально для чтения завещания Ленина.

Пленум происходил в зале заседаний президиума ВЦИКа. На небольшой низенькой эстраде за председательским столом сидел Каменев и рядом с ним – Зиновьев. Рядом на эстраде стоял столик, за которым сидел я (как всегда, я секретарствовал на пленуме ЦК). Члены ЦК сидели на стульях рядами, лицом к эстраде. Троцкий сидел в третьем ряду у края серединного прохода, около него Пятаков и Радек. Сталин сел справа на борт эстрады лицом к окну и эстраде, так что члены ЦК его лицо видеть не могли, но я его все время мог очень хорошо наблюдать.

Каменев открыл заседание и прочитал ленинское письмо. Воцарилась тишина. Лицо Сталина стало мрачным и напряженным. Согласно заранее выработанному сценарию, слово сейчас же взял Зиновьев.

«Товарищи, вы все знаете, что посмертная воля Ильича, каждое слово Ильича для нас закон. Не раз мы клялись исполнить то, что нам завещал Ильич. И вы прекрасно знаете, что эту клятву мы выполним. Но есть один пункт, по которому мы счастливы констатировать, что опасения Ильича не оправдались. Все мы были свидетелями нашей общей работы в течение последних месяцев, и, как и я, вы могли с удовлетворением видеть, что то, чего опасался Ильич, не произошло. Я говорю о нашем генеральном секретаре и об опасностях раскола в ЦК» (передаю смысл речи).

Конечно, это была неправда. Члены ЦК прекрасно знали, что раскол в ЦК налицо. Все молчали. Зиновьев предложил переизбрать Сталина генеральным секретарем. Троцкий тоже молчал, но изображал энергичной мимикой свое крайнее презрение ко всей этой комедии.

Каменев со своей стороны убеждал членов ЦК оставить Сталина генеральным секретарем. Сталин по-прежнему смотрел в окно со сжатыми челюстями и напряженным лицом. Решалась его судьба.

Так как все молчали, то Каменев предложил решить вопрос голосованием. Кто за то, чтобы оставить товарища Сталина генеральным секретарем ЦК? Кто против? Кто воздержался? Голосовали простым поднятием рук. Я ходил по рядам и считал голоса, сообщая Каменеву только общий результат. Большинство голосовало за оставление Сталина, против – небольшая группа Троцкого, но было несколько воздержавшихся (занятый подсчетом рук, я даже не заметил, кто именно; очень об этом жалею).

Зиновьев и Каменев выиграли (если б они знали, что им удалось обеспечить пулю в собственный затылок!).

Через полтора года, когда Сталин отстранил Зиновьева и Каменева от власти, Зиновьев, напоминая это заседание пленума, и как ему и Каменеву удалось спасти Сталина от падения в политическое небытие, с горечью сказал: «Знает ли товарищ Сталин, что такое благодарность?» Товарищ Сталин вынул трубку изо рта и ответил: «Ну, как же, знаю, очень хорошо знаю, это такая собачья болезнь».

Сталин остался генеральным секретарем. Пленум, кроме того, решил ленинское завещание на съезде не оглашать и текст его делегатам съезда не сообщать, а поручить руководителям делегаций съезда ознакомить с ним делегатов внутри рамок каждой делегации. Это постановление пленума было средактировано нарочито неясно, так что это позволило руководителям делегаций просто рассказать делегатам о сути ленинского письма и решениях пленума, без того, чтобы они могли как следует ознакомиться с ленинским текстом.

История коммунистической власти в России так полна лжи и всякого рода фальсификаций, что уже совсем лишнее, когда более или менее добросовестные свидетели (и участники) событий, ошибаясь, еще запутывают истину былого. В частности, история ленинского завещания и так чрезвычайно запутана. Между тем Троцкий, вообще свидетель достоверный относительно имевших место фактов и дат, со своей стороны совершает грубую ошибку в описании истории завещания.