Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Серебро Павел решил не показывать, чтобы не раззадоривать аппетиты трактирщика. От ночлега он тоже отказался, аргументировав это спешкой, будто он сильно торопится вернуться в родные владения, набрать там армию и поквитаться с этим ненавистным Марком Черным. Трактирщик словам благородного господина, быть может, и не поверил, но настаивать не стал, очевидно полагая, что и без того совершил очень выгодную сделку. Паша эту сделку считал не менее выгодной, он не был большим поклонником кофе, просто банка попалась ему на глаза, когда он собирался в путь.
Старое седло скрипело под Пашей и выглядело совсем не благородно, но выбора не было. Как сказал хозяин поселения, до ближайшего города было не менее дня пути, но путники добрались до него лишь к вечеру второго дня путешествия. Входить за городские ворота Павел не спешил, решив посетить город утром. Он планировал отыскать на рынке торговца косметикой и попытаться впихнуть ему свой товар, чтобы обрести начальный капитал. Ночевать в городе на улицах ему не улыбалось, да и торговля куда лучше идет утром, а потому и посещать город не имело смысла.
На ночь они расположились неподалеку от дороги. Костерок весело трещал сухими ветками, а в казане варился рис, которого эльф никогда не видел. Только сейчас Паша подумал, что можно было бы взять различных семян, чтобы продать их вместе с технологией выращивания, однако эта мысль слишком поздно посетила его голову.
Рисовую кашу с вяленым мясом эльф уплетал за обе щеки, несмотря на свой эльфийский аппетит. Теперь рисовую крупу Паша мог называть «эльфийской радостью», потому что Мигэль слезно просил добавки, хоть уже и съел целую миску, что совсем не свойственно его племени и могло стать губительным фактором. «Может, он не ел пару сотен лет»: вспомнил Паша о магическом сне своего спутника.
До утра спали оба, Паша пренебрег дежурством, лишь очертил вокруг стоянки охранный круг, который должен был бы его разбудить, если черту пересечет кто-то крупнее собаки. Таким образом, опасения быть разбуженным каким-нибудь жучком, ровно как и съеденным лесным хищником, отпадали.
Еще до полудня они въехали в город, под названием Перислава, судя по размерам, жило в нем никак не меньше трех тысяч человек, так что улицы выглядели весьма оживленными. Местный рынок, как и полагал Павел, находился практически в центре города, около городской крепости. Изобилие товаров удивило Павла, здесь можно было купить меха и железо, специи и зерно, оружие и доспехи. Такого разнообразия товаров на рынках Княжеских городов Павел не помнил. Видимо, город находился около большого торгового пути, но что-то не позволяло ему разрастись до огромных размеров и стать полноценным центром торговли.
Пользуясь тем, что находить общий язык с местным населением для Паши не составляло труда, он быстро нашел лавку одного из торговцев косметикой. Его пытались отправить к какому-то другому торговцу, который был особенно популярен и известен, а качество его товаров всегда было наивысшим. Но Паша умышленно пошел к его менее успешному конкуренту, ведь он планировал выручить как можно больше денег, и шансов выудить их у и без того успешного торговца было меньше, чем у начинающего отчаиваться купца.
– Люций Август к вашим услугам, – краснолицый торговец косметикой сразу вызывал неприязнь своим злобным, полным презрения, выражением лица.
«А еще говорят, что все толстяки добрые»: подумал Паша, оценивая ситуацию. Каким бы неприятным ни был на вид Август, а голос его звучал вполне обыденно, в какой-то момент Паша понял, что подобное мимическое сокращение мышц лица торговца является врожденным. Может поэтому его дела и не идут в гору.
Предварительно Паша походил по рынку, пытаясь ознакомиться с ценами. Как он и предполагал, соотношение ценности драгоценных металлов и товаров практически не отличались от того, что он видел в Княжестве. Расплачивались здесь в основном серебряными и медными монетами, золотых Паша так и не увидел, но знал, что они есть, и каждая такая монета может обеспечить человека вполне сытой жизнь не менее чем на пару недель. Пудры, в том виде, в котором ее привез Павел, ему найти не удалось, так что цену на нее он мог назначать сам. Помада продавалась в банках, и брали за нее по серебряной монете, в зависимости от качества и количества цена разнилась, но никто не мог предложить такой помады, которую привез Павел. Местная, к тому же, не всегда приятно пахла. Как и ожидал Павел, его товар значительно превосходил по всем параметрам здешнюю продукцию.
– Павел, просто Павел, – представился Паша.
– Что желаете купить? – спросил торговец.
– Желаю продать вам эксклюзивный товар, который будет пользоваться спросом у богатых людей, как вашего, так и других городов, – Паша решил избежать долгих предисловий.
Толстяк нахмурился еще больше, на этот раз выражая искреннее недоверие, но Паша, не обращая на это внимания, пригласил его отойти за ширму и показать товар. Мигэля он оставил снаружи, стеречь коней. К слову, тот долго причитал о том, что коники устали, что он чувствует их боль и не будет на них ездить. Однако, после того как ему было предложено пробежаться рядом с «кониками», эльф все-таки перестал сильно их жалеть, и согласился перемещаться верхом на коне.
Демонстрация косметики выдалась на «ура», Люций хотел забрать все, но две пудреницы и помаду с зеркальцем Павел все же оставил себе, полагая, что эти вещи еще можно будет принести кому-нибудь в дар, или же продать, когда станет совсем туго. В итоге, в результате долгих торгов, а Люций был в этом деле большим специалистом, Паша получил пять золотых монет, две серебряных и целую пригоршню медяков. Паша специально запросил именно такой расклад монет, чтобы не менять золото по пустякам и расплачиваться медью.
Два золотых Павел потратил на седла для своих скакунов, запас воды, муки, овса для коней. Туда же вошел и запас продуктов на неделю, и две кожаные шапочки. Одну Паша надел на эльфа, уши которого постоянно норовили выглянуть из-под светлых прядей. Паша не знал, являются ли эльфы здесь нежелательными посетителями, но предпочитал оставаться в неведении, нежели попасть в неловкую ситуацию. Во вторую шапочку он облачился сам, так как шлем, все-таки, был слишком тяжелым для постоянного ношения и давил на шею. Оставшуюся сдачу от покупок они проели в