Она бросила трубку. Корен печально посмотрел на Шпандау.

— Трахается с дзен-буддистским монахом, мать ее, — посетовал он. — Парень выходит из монастыря по четвергам и навещает ее. Соседка видела, как он входит в дом в своем гребаном кимоно. Представляешь?

— Может, он просто-напросто ее духовный наставник, — предположил Шпандау.

— Ага. И соседке послышалось, что он ревел, как бык. Ну а тебе какого черта надо? Отчет по расходу бензина принес?

— Мы теперь работаем на Бобби Дая. Решил тебе сообщить.

— Отлично. И что мы делаем?

— Его шантажируют.

— Я думал, ему угрожали физической расправой.

— Это было вчера, — ответил Шпандау. — А сегодня его шантажируют. Сам понимаешь — шоу-бизнес.

— Подробности не хочешь рассказать?

— Нет.

— Хорошо, — согласился Корен. — Мне и своих проблем хватает. Не забудь подшить отчет. И принеси данные по расходу бензина, чтоб тебя.

Шпандау вышел из кабинета. Пуки смывала лак с ногтей.

— Что случилось? — спросил он. — Свидание отменяется?

— Это чисто этическое решение, понимаешь. Я просто не могу. Это все цирк какой-то. Я ему позвонила и сказала, что не приду.

— Жалко. Останешься дома и разогреешь в мик-роволновке пирог с курицей?

— Я в оперу иду. — Пуки подняла руки, ладонями от себя, и подвигала пальцами. — Как думаешь, какой цвет выбрать для «Мадам Баттерфляй»?

Офис «Гаттерснайп Продакшнз» располагался в красивом старом здании на Мелроуз. В двадцатые годы оно было великолепно, и чтобы это великолепие восстановить, пришлось потратить огромные деньги. Интерьер был отделан в античном стиле. Лучший способ заявить о своем успехе — набить комнату старинной мебелью, на которую даже присесть боязно. Из общей картины выбивался только новехонький компьютер «Эппл» и красотка за письменным столом в наполеоновском стиле. Когда Шпандау вошел, она поднялась и оказалась почти с него ростом. Живя в Аризоне, Шпандау был уверен, что никогда с такой не встретится. А тут они повсюду. И требуется время, чтобы к этому привыкнуть. Ее длинные светлые волосы словно танцевали в такт ее движениям — как вышколенная балетная труппа. Модель. Актриса. Королева красоты какого-нибудь городка, ожидающая карьерного взлета, право на который получила благодаря своему природному совершенству Однажды кто-нибудь войдет сюда и найдет ее. И плевать на то, что в этом городе еще полтора миллиона таких же и некоторые наши самые успешные актрисы больше похожи на официанток из пиццерии, когда увидишь их в жизни.

Будь все дело только в красоте, пластические хирурги заламывали бы цены еще выше. Тут непременно надо обладать душой — или умением убедить камеру, что ты таковой обладаешь, даже если это не так. Шпандау посмотрел на ее лицо с идеальными чертами, на светло-голубые глаза. Все есть, а вот души не наблюдается. И беда в том, что никто никогда ей об этом не скажет.

— Господин Шпандау?

— Он самый.

— Я Марси Уэйлен. Фрэнк в данный момент занят. Присаживайтесь, пожалуйста, я принесу вам что-нибудь выпить.

— У вас абсента не найдется?

— Как раз только что допили, — с ходу парировала Марси. — «Перье» подойдет?

Она лучезарно улыбнулась и принесла воду. Миленько тут у вас. Архитектор постарался на славу.

— Это все Фрэнк. В тридцатые тут были меблированные комнаты. Бинг Кросби частенько останавливался, когда приезжал в город.

Телефон на ее столе зазвонил. Она сняла трубку.

— Да, сейчас. — Марси повернулась к Шпандау. —

Фрэнк приглашает вас в кабинет. Она постучала в огромную дубовую дверь и толкнула ее. Фрэнк Хурадо лежал на столе, голый, слегка прикрытый тонкой простынкой. Его истязал здоровенный самоанец. Марси вышла и прикрыла дверь. Кабинет походил на квартиру, тут даже камин был. Не вписывался только большой письменный стол, на который можно было легко посадить одномоторный самолет.

— Симпатично у нас, да? — спросил Хурадо между ударами массажиста. — Здесь Бинг Кросби жил в тридцатые.

— Да, я слышал. А я вот живу в старой конуре Рин-Тин-Тина.[46]

— Спасибо, что пришел. Извини, что так тебя принимаю, но у меня столько дел сегодня. Если пропущу массаж, не заведусь, как старый драндулет. Кстати, не хочешь массаж? Пробовал когда-нибудь ломи-ломи? Традиционный гавайский массаж. Фидель тебя быстро в порядок приведет.

— Спасибо, не надо. Я, как расслаблюсь, начинаю плакать.

— Ох, как я тебя понимаю, — поддержал его Хурадо, хотя Шпандау усомнился в его искренности.

Фидель взялся за ягодицы Фрэнка. Хурадо закрыл глаза и умолк, предоставляя гостю любоваться массажем его задницы.

— Говорят, ты теперь на Бобби работаешь. — Шпандау не ответил. — Да ладно тебе, — подбодрил его Хурадо. — Мне-то можешь сказать. «Пожар» — мой проект. А Бобби — мой друг.

— Извини, если хочешь что-то узнать, поговори с Бобби.

Хурадо отмахнулся от Фиделя и сел на край стола. В простыне он был похож на римского сенатора. Хурадо спрыгнул на пол, подошел к маленькому холодильнику и взял фруктовый коктейль. Фидель собрал массажный стол и тихо вышел. Фрэнк принялся ходить по комнате, не обращая внимания на Шпандау, потом сделал вид, что ищет что-то на столе. Шпандау предположил, что ему просто нравится ходить в простыне.

— Слушай, — наконец не выдержал Хурадо. — Мы же все желаем Бобби добра, правда? Но я не смогу ему помочь, если не узнаю, что происходит.

Расскажи мне о письме.

Шпандау промолчал.

— Сколько бы Бобби ни заплатил тебе, я дам столько же. А тебе всего лишь и надо будет — держать меня в курсе. Все по-тихому, наличными. Даже боссу рассказывать не придется. Я просто хочу держать руку на пульсе. Вот и все.

— Так не пойдет.

— «Пожар» — мой фильм, — напомнил Хурадо. — А Бобби — моя звезда. Не думаю, что ты хоть в малейшей степени представляешь, что тут поставлено на карту. Я имею право получить любую информацию, которая может касаться Бобби или картины. И я готов на все, чтобы защитить свою картину и своего главного актера. Ты понимаешь?

— Кажется, да. Мне угрожают?

— Да никто тебе не угрожает. Просто констатирую очевидные факты.

— Хорошо, — кивнул Шпандау.

— Что хорошо?

— Хорошо, теперь я понял то, что ты говоришь.

— Отлично. Рад, что мы друг друга понимаем. Ну так ты меня просветишь?

— Нет. Но я действительно получил ясное представление о том, что ты пытаешься до меня донести.