Все эти полезные сведения помогли разведчице ориентироваться. Правда, ее смущало то обстоятельство, что явка назначалась между девятью и десятью часами вечера. Ведь Готовцев мог принять ее и в шесть и в семь часов. Но, очевидно, были какие-то причины, с которыми подпольщикам приходилось считаться.

У Тумановой вначале появилась мысль — вызвать Готовцева или передать ему записку, но это шло вразрез с условиями, которые сообщил Чернопятов. Нельзя нарушать их. Ведь не просто же так, с бухты-барахты, подпольщики назначили явку не днем, а вечером и не на квартире, а именно в кафе.

У Тумановой оставалось еще много времени, и она решила переждать в укромном уголке городского сада, на скамеечке за старой беседкой, среди кустов сирени.

Ровно в девять она появилась возле кафе. Прежде чем войти, она раза два прошлась мимо, охваченная сомнениями и нерешительностью, потом взяла себя в руки и переступила порог. Переступила, когда умолкла музыка, а войдя в зал, на какое-то мгновение растерялась.

Да и нетрудно было растеряться, попав с темной, тихой и безлюдной улицы в этот ярко освещенный, шумный зал.

Но девушка быстро овладела собой. Однажды ей довелось оказаться в обстановке гораздо более сложной: зимой сорок первого года под видом корреспондента одной из провинциальных немецких газет она попала на банкет старшего и высшего офицерского состава в Орле. Вот это было испытание! А сейчас что!… В ее сумке лежали надежные документы…

Неторопливой походкой, рассеянно глядя по сторонам и небрежно играя сумочкой, разведчица направилась между столиками к буфетной стойке, за которой, как она поняла со слов мороженщика, всегда находился хозяин кафе Циглер.

Он и сейчас стоял там. Навалившись животом на стойку, этот небольшой человечек, с черепом гладким и круглым, как бильярдный шар, краснощекий, с лихо подкрученными на кайзеровский манер усами, с нескрываемым любопытством смотрел на приближавшуюся молодую женщину.

Туманова подошла, поздоровалась на чистом немецком языке и, не ожидая ответа, спросила:

— Я могу видеть вашего шеф-повара?

Циглер оторвался от стойки и выпрямился.

На лице его можно было прочесть крайнее удивление. Он попытался уточнить:

— Господина Готовцева?

— Ну да!… Даниила Семеновича Готовцева, — подтвердила Юля, заметив, что офицеры, сидевшие близ стойки, обратили на нее внимание.

— А вы кто? — поинтересовался Циглер. — Что ему сказать?

— Скажите, что его просит сестра…

— О!… — воскликнул Циглер. — Сестра!

— А что? — любезно и не без кокетства улыбнулась Туманова.

— Ничего! Видит бог, ничего! Роскошная сестра! Господин Готовцев будет рад, и я лично разделяю его радость. Сию минуту! Сию минуту!… — он резко выбежал из-за стойки и, прищелкивая пальцами, скрылся за дверью, прикрытой тяжелой портьерой.

Туманова подумала, что удобнее всего было бы сейчас присесть, но поблизости свободного столика не оказалось. «Неудачное место, хуже и придумать трудно», — отметила она про себя, торопливо вынула из сумки веер и, развернув его, стала обмахиваться.

За ближайшим столиком шумела офицерская компания. Юля сразу разобрала, что говорят о ней.

Раздались возгласы:

— Катастрофически красива!

— Прямо до неприличия!

— Ослепнуть можно! В такой трущобе!…

— Я… я тут бываю ежедневно. И не видел. Поразительно!

У разведчицы дрожал каждый нерв. Но она спокойно стояла, опираясь на локоть, и внимательно разглядывала портрет Гитлера, заключенный в багетовую рамку.

Один из офицеров разлил вино по бокалам, поднялся и обратился к своим собутыльникам:

— Господа! Прошу встать! — все поднялись, загремев стульями. Офицер повернулся к Тумановой так, чтобы она его видела. — Пьем за ваше здоровье и благополучие, прекрасная фрейлейн! Вы лучший из трофеев в этом городе!

Он поднял бокал на уровень глаз, и все сделали то же.

Девушке пришлось наградить офицера улыбкой и слегка поклониться. В это время из-за портьеры показался Циглер и с ним человек в белом переднике и колпаке. На вид ему было лет тридцать пять, не более.

Туманова стояла вполоборота и сделала вид, что не заметила их появления. Это было обдумано заранее: ведь не могла она сразу же броситься мнимому брату на шею! Она не была твердо уверена в том, что придет именно Готовцев, которого она никогда в глаза не видела. Сейчас все решала выдержка, железная выдержка и нервы. Ведь сестра не может ошибиться и спутать родного брата с посторонним человеком. Если с Циглером по игре случая пришел не Готовцев, а кто-либо другой, то малейшая оплошность с ее стороны может повлечь за собой провал. Значит, надо выждать какие-то секунды. Пусть Готовцев, если он не лишен сообразительности, первым обратится к ней.

Туманова продолжала смотреть, улыбаясь, на веселую компанию, когда раздался возглас:

— Валечка!

Она нарочито вздрогнула. Вспыхнувшая от волнения краска на ее лице оказалась как нельзя кстати. Повернувшись и сделав шаг навстречу, она отозвалась не менее радостно:

— Брат, Даниил!

Они бросились друг к другу, обнялись и расцеловались на глазах у всех, как заправские артисты. Встреча получилась такой естественной, жизненно правдивой, что вызвала дружные аплодисменты офицеров, чего никак не ожидала Туманова.

Теперь уже можно было прикладывать руки к горящим щекам, смущенно улыбаться.

— А я-то тебя уже неделю жду! — радостно говорил Готовцев, держа «сестру» за руки и заглядывая ей в глаза.

«Молодчина!» — восторгалась в душе Туманова.

— Никак не могла, — ответила она быстро. — Не отпускал комендант. А ты все такой же!…

— Да что я!… Что мне сделается?! Я здесь, как у бога за пазухой! — и Готовцев подмигнул хозяину кафе. — Хорошо сделала, что вырвалась. Что же мы стоим тут? — Он рассмеялся. — И на нас смотрят, как на чудо! Пойдем! У меня здесь каморка.

Он обнял ее за талию и повел в ту же дверь, из которой только что появился. Когда они оказались в полутемном и длинном коридоре, Готовцев оглянулся назад и, никого не обнаружив, шепнул:

— Здорово получилось! Ей-богу, здорово! И комар носа не подточит. Но все же… — он приложил руку к груди. — Горячо стало… Вот так оно бывает в жизни. Сюда, сюда! — Он показал на узенькую щель, в которую проглядывал свет.

А хозяин кафе в это время стоял за стойкой, подкручивал усы и думал о чем-то своем. К нему подбежал официант. Циглер поцеловал кончики сложенных пальцев и умиленно произнес:

— Красотка! Бутончик! Антик!

— Прошу бутылку «Мартеля».

— Не могу… Понимаешь, не могу!… — сказал Циглер.

— Простите? — недоумевающе переспросил официант. — Уже нет «Мартеля»?