– Мысли смертных совсем другие, – отрезал Ом. – Думаешь, слова в голове возникают как на небе? Ха! С таким же успехом можно искать смысл в куче отбросов. Намерения – да. Эмоции – да. Но не мысли. Если зачастую ты сам не знаешь, о чем думаешь, почему это должен знать я?

– Потому что ты – Бог, – резонно ответил Брута. – Бездон, глава LVI, стих 17: «Он знает о мыслях смертного, и нет от Него секретов».

– Бездон – это тот, у которого были гнилые зубы?

Брута повесил голову.

– Послушай, – сказала черепашка. – Я – это я. И я не виноват, если люди думают иначе.

– Но ты же знал о моих мыслях… Там, в саду… – пробормотал Брута.

Черепашка несколько помедлила с ответом.

– Тогда было совсем по-другому, – наконец сказала она. – Это были… не мысли. Это была вина.

– Я верую в Великого Бога Ома и Справедливость Его, – сказал Брута. – И буду продолжать верить, что бы ты там ни говорил и кем бы ты ни был.

– Приятно слышать, – горячо поддержала черепашка. – Придерживайся этих убеждений и дальше. Кстати, где мы находимся?

– На корабле, – ответил Брута. – В море, и нас болтает.

– Мы плывем в Эфеб на корабле? А чем пустыня вам не угодила?

– Ни один человек не может перейти пустыню. В ее сердце не выживает никто.

– Но я-то там выжил.

– Плавание займет всего пару дней, – успокоил Брута, и его желудок сжался, хотя судно едва отошло от пристани. – Говорят, Господь…

– …То есть я…

– …Послал нам попутный ветер.

– Я посылал? О да, послал. В общем, доверься мне. И не волнуйся, море будет гладким, как мельничный поток.

– Я имел в виду мельничный пруд! Мельничный пруд!

* * *

Брута словно прилип к мачте.

Некоторое время спустя рядом с ним на бухту троса опустился матрос и с интересом посмотрел на юношу.

– Можешь ее отпустить, святой отец, она сама прекрасно стоит.

– Море… Волны… – пробормотал Брута, стараясь не открывать рот, хотя блевать уже было нечем.

Матрос задумчиво сплюнул.

– Ага, – кивнул он. – Наверное, они такой формы, чтобы лучше гармонировать с небом.

– Но корабль весь трещит!

– Это ты точно подметил.

– То есть… то есть это не шторм?

Матрос вздохнул и удалился.

Через какое-то время Брута рискнул отпустить мачту. Никогда еще ему не было так плохо.

И дело было не только в морской болезни, он не понимал, где находится. А Брута всегда знал, где находится. Место, где он находится, и существование Ома были единственными несомненными фактами в его жизни.

Этим он походил на черепах. Понаблюдайте, как передвигается черепаха, и вы заметите, что периодически она останавливается, словно запоминает пройденный путь. Где-то в множественной вселенной наверняка существуют маленькие приборы передвижения, контролируемые электрическими разумными двигателями под названием «черепахи».

Брута всегда знал, где находится, – он помнил, где был до этого, постоянно подсчитывал шаги и подмечал все ориентиры. Внутри его головы находилась особая нить памяти, которая, если обратно подключить ее к тому, что управляет ногами, заставила бы Бруту пятится назад по дорогам жизни к самому месту рождения.

Лишившись контакта с землей, эта нить оборвалась.

Ома в коробе принялось швырять из стороны в сторону и подбрасывать – это Брута неверными шагами двинулся к лееру.

Всем, за исключением юного послушника, казалось, что судно резво несется по волнам, а погода для морского путешествия стоит самая благоприятная. В кильватере – где бы это ни было – кружили морские птицы. Справа от судна из воды выскочила стайка летучих рыб, спасаясь от назойливого внимания дельфинов. Брута смотрел на серые силуэты, проскакивающие под килем, – это был мир, где никогда ничего не нужно считать, ничего не нужно делать…

– А, Брута, – привел его в чувство голос Ворбиса. – Кормишь рыб, как я посмотрю.

– Нет, господин, – ответил Брута. – Мне очень плохо, господин.

Он обернулся.

Сержант Симони – мускулистый молодой человек с непроницаемым лицом настоящего профессионального солдата – стоял рядом с каким-то человеком, в котором Брута с трудом узнал «главного морского волка» – хотя, возможно, эта должность называлась как-то по-другому. Тут же стоял улыбающийся эксквизитор.

– Это он! Это он! – раздался в голове Бруты панический вопль черепашки.

– Кажется, наш молодой друг не очень хороший моряк, – заметил Ворбис.

– Это он! Я его сразу узнал!

– Господин, я бы предпочел вообще никогда не становиться моряком, – сказал Брута.

Короб весь затрясся от яростных прыжков.

– Убей его! Срочно найди что-нибудь острое! Сбрось его за борт!

– Пойдем с нами на нос, Брута, – пригласил Ворбис. – Судя по словам капитана, нам предстоит увидеть много интересного.

На лице капитана застыла глупая улыбка человека, попавшего между молотом и наковальней. И тем, и другим Ворбис владел в совершенстве.

Брута потащился за ними.

– В чем дело? – рискнул шепнуть он.

– Это он! Лысый! Сбрось его за борт!

Ворбис полуобернулся, увидел смущенное лицо Бруты и улыбнулся:

– Уверен, это значительно расширит наш кругозор.

Он повернулся к капитану и указал на крупную птицу, скользящую над гребнями волн.

– Альбатрос бесцельный, – с готовностью пояснил капитан. – Летает от самого Пупа до самого Кра…

Он осекся. Но Ворбис с видимым удовольствием наслаждался видом.

– Он меня перевернул на самом солнцепеке. Ты только посмотри на его мысли!

– От одного полюса мира до другого, – неловко закончил слегка вспотевший капитан.

– Правда? – спросил Ворбис. – Но зачем?

– Никто не знает.

– За исключением Господа, конечно, – сказал Ворбис.

Лицо капитана стало болезненно желтым.

– Разумеется. Несомненно.

– Брута! – орала черепашка. – Ты меня слышишь?

– А вон то? – спросил Ворбис.

Моряк проследил за его вытянутой рукой.

– О. Летучие рыбы, – быстро ответил он. – Хотя на самом деле летать они не умеют. Просто набирают скорость, выскакивают из воды и какое-то время планируют в воздухе.

– Одно из чудес Божьих, – кивнул Ворбис. – Бесконечное многообразие, правда?