— Да к черту твой грог!.. Открывай лучше бутылку.

Я достал из шкафчика загодя припрятанную бутылку саксонского «Риванера», открыл, поставил было на стол, чтобы вино подышало, но Макс решительно запротестовал:

— Лей! Нечего ему киснуть в бутылке. Не на приеме у императора, небось.

Я плеснул в два высоких стакана, наполнив их до половины; в свете свечей вино казалось маслянистым, густым.

— Прозит! — Макс выплеснул содержимое стакана в свою огромную глотку, сделал глубокий вдох. — А ведь недурственно… В общем, слушай… Дело твое, а я обращусь к оберсту. И завтра же. Будет шум или нет, но я не позволю, чтоб тебя затравил до смерти какой-то умалишенный убийца.

— Будет паника.

— Орден умеет действовать тихо, — сказал он убежденно. — Я объясню ситуацию. Возможно, тебя переведут на какое-то время в другой город. Скажем так — на всякий случай. Ну а пока тебя не будет, тоттмейстеры Ордена расспросят каждую дохлую крысу в городе, будь уверен. Оберст — это тебе не фон Хаккль, он не позволит, чтоб его люди гибли в Альтштадте.

— Возможно, я и сам обращусь к нему. Если завтрашний день ничего не принесет, придется переводить это дело из разряда личных в общественные…

— Принесет!.. Что он может принести? Ты уже два раза прошелся по волоску над пропастью. Хочешь еще один шанс? Ты даешь ему время, Шутник. Как раз то, что ему надо. У нас же нет шансов его выследить — нет ни следа, ни даже намека! Ничего нет! Есть лишь тела, зато три штуки. А вскоре может появится и четвертое, — он внимательно посмотрел на меня, но я лишь пожал плечами. — Мы, как слепцы, пытающиеся на ощупь найти Полярную звезду. Сидеть и ждать — вот твоя тактика? Просто ждать, когда он попытается подобраться к тебе еще раз и попытаться опередить?

— Не сидеть. Не ждать. Мы уже начали действовать, и кое-что есть. Это очень маленькое кое-что, но иногда и маленькие ключи отпирают большие замки…

— Дурацкая метафора!.. Постой, «мы»? Ты и этот, Блюмке…

— Да. Я и Петер Блюмме. Он недисциплинирован и вообще скверно воспитан, но от него есть толк. Прежде всего, я опросил его, учинил полнейший допрос: чем занималась его мать, кто к ней заходил, долги, слухи, всякое прочее… Я все еще не исключаю связи между телами.

Макс оживился. Он не сменил позы, даже стакан остался в его руке без движения, но глаза загорелись, хотя наполнились не светом, просто в их глубине замерцала хорошо мне знакомая желтая искра хищника.

— И что? Узнали?

— Пас, — я развел руками. — Мальчишка знал многое, но только не главное — кто и почему убил его мать.

Макс разочарованно цыкнул зубом:

— Паршиво.

— Еще мы тщательно осмотрели весь дом.

— Его осматривали жандармы.

— Знаю. Мы осмотрели его настолько тщательно, насколько это вообще возможно, разве что не разобрали по кирпичу. Если убийца там был, он должен был оставить следы — любые.

Макс кисло улыбнулся:

— Что-то такое я встречал в наставлении по осмотру. Видимо, там речь идет об иных злоумышленниках, которые практически не встречаются в нашем мире — я неоднократно наблюдал отсутствие хоть каких-либо следов. Только не надо мне говорить, что залог успеха — сосредоточенность и внимание, а след лишь ждет достаточно острого глаза! Иногда преступники достаточно умны, чтобы не оставлять следов.

— Мы и не нашли их.

Он вздохнул:

— Резонно. Я по-прежнему не понимаю, отчего в таком случае ты склонен ожидать успехов завтра, если сегодня дело не задалось? Рассчитываешь, что убийца за ночь натопчет новых следов?

— Обыск и допрос не принесли результатов, — признал я. — Но смотри.

— Что это? — он уставился на сложенный лист бумаги в моей руке. Я развернул его и положил на стол. Стал виден текст — мужской почерк, ровные строки, уверенный наклон букв…

— Листок из дела Блюмме. Если точнее, показания экономки. Той самой, что обнаружила тело.

— Ты заполучил материалы? Шустр!

— Антон оказал мне небольшую услугу — как и ты. Экономка неграмотна, писал с ее слов кто-то из жандармов. Слушай. Так… — я подвинул поближе канделябр, повел пальцем вдоль ровных строк, похожих на туго натянутые гитарные струны. — «На рынке я приобрела десяток окуней…» Нет-нет, позже… Слушай внимательно, «…тело Фрау Блюмме я увидела, когда подошла к окну. Она была в черном платье, которое по обыкновению надевала после обеда. Мне показалось, что ей дурно, и я бросилась к ней, однако же…»

— «По обыкновению», «однако же…», — проворчал Макс вполголоса. — Ненавижу протокольный язык. Писано для идиотов.

Я шикнул на него и продолжал:

— «…поскольку на лице ее было выражение сильнейшей муки или же испуга. Я отшатнулась назад, зацепивши стол, поскольку смерть Фрау Блюмме явилась для меня жестокою неожиданностью, от которой я едва не лишилась чувств…». Ну, дальше она просто побежала за врачом из соседнего дома, а тот уж вызвал жандармов, ничего примечательного.

— Редкое по чувству описание.

— Не понял? Я могу прочесть еще раз.

— Благодарю, хватит.

— «На лице ее было выражение сильнейшей муки или испуга»!

— Что с того? В наше время есть невыдержанные люди, которые путаются или даже испытывают боль перед смертью. Не вижу ничего удивительного. Если ты намекаешь на то, что смерть была не мгновенной, я могу лишь сказать, что даже за одно мгновенье человек зачастую успевает…

— На ее лице, Макс! На лице!

— Вот дьявол, да что ж ты хочешь?

Я вздохнул:

— У нее не было лица.

Он широко открыл рот, точно в нем должно было родиться изумленное восклицание, но так и остался безмолвен, ограничившись тем, что хлебнул еще вина.

— Ты имеешь в виду, — уточнил он осторожно, — что к тому моменту, когда ты ее осматривал, никакого выражения на ее лице быть не могло?

— Точно, господин тоттмейстер, вы и в самом деле проницательны. Ей раздробили чем-то тяжеленным голову, осталась лишь часть челюсти да затылочная кость… Удар был исключительной силы, а скорее даже — удары. Я видел ее — там.

— Экономка лжет? Ну вот еще… Ты ведь не думаешь, что это она…

— Она не лжет. А те, кто записывал ее слова, даже ничего не сообразили. Она видела лицо мертвой Марты Блюмме. Потому что тогда оно у нее еще было.

— Стоп. Уж не имеешь ли ты в виду, что некто убил эту самую Марту, скрылся, а когда экономка нашла тело и убежала, вернулся и разбил покойнице голову?

Я кивнул. Убедительно вышло или нет, но Макс нахмурился:

— Ну знаешь ли. Право слово, странное поведение для убийцы. Убить бедную женщину, потом… Погоди, экономка могла его спугнуть, пока он не закончил. Он спрятался где-нибудь в соседней комнате, хоть бы и в шкафу убедился, что она ушла, взял палицу и…