— Интересно, что мы там увидим?

Он слегка коснулся моей щеки и сказал:

— Подождем — и тогда все узнаем.

Потом мы стали говорить об Англии, какой она нам запомнилась. Наверное, из-за того, что я была вместе с Эдвином, мне вспоминалось только хорошее. Рядом с ним я разделяла его взгляды на жизнь: все обстоит просто прекрасно, а если что-то идет не так, то надо закрыть на это глаза и отказаться признавать неприятные факты существующими. Очень удобное мировоззрение.

Спектакль начинался в шесть часов, а после него там же, в большом холле, должен был состояться праздничный ужин. Следовало только убрать сиденья для публики, расставить столы на козлах и принести с кухни заранее приготовленные яства. Воспользовавшись помощью нескольких конюхов, Харриет с большой изобретательностью устроила так, что часть холла, примыкающая к сцене, была огорожена занавесом, из-за которого актеры могли в нужный момент выходить на сцену. Там же за занавесом должна была находиться Карлотта с текстом пьесы, чтобы подсказывать его забывчивым актерам. Я очень сочувствовала Карлотте. Она старалась казаться веселой, но это ей не очень удавалось, и она выглядела печальной и подавленной. Я знала, что виной тому — поведение Чарльза Конди, и ощущала в этом и свою вину: ведь он охладел к Карлотте с того момента, как поддался чарам Харриет. Я сердилась на Харриет. Стыдно было поступать так, как она, поскольку было ясно, что к Чарльзу Конди она не питает глубоких чувств.

В течение дня напряжение в замке возрастало, и уже после полудня актеры разошлись по комнатам, начав готовиться к спектаклю.

В шесть часов вечера мы собрались вместе. В холле были расставлены скамьи, и там находились все жители округа, способные передвигаться. Слуги тоже не остались в стороне, так что аудитория у нас была весьма обширная. Но жаловаться на зрителей не приходилось: как только начался спектакль, в зале наступила мертвая тишина. Думаю, многие из присутствующих никогда не видели ничего подобного. Стараниями Харриет мы выглядели для не слишком искушенного зрителя вовсе неплохо, а старинный холл, превращенный в театр, усиливал впечатление волшебства.

Во время первого выхода я играла в паре с Харриет, и эта сцена, конечно, осталась за ней. Только оказавшись лицом к лицу с Эдвином, я почувствовала вдохновение. Я ощущала неподдельное волнение, когда он, увидев меня издалека, сказал, что я сверкаю на щеке ночи, как драгоценный камень в ухе эфиопа, и мне надолго запомнился трепет, охвативший меня после его слов, обращенных к Джульетте: «До этой ночи я не понимал значенья слова „красота“».

В общем, мне казалось, что мы с ним играли самих себя. Мы были влюбленными. Мы встретились и влюбились — по крайней мере, я — точно так же, как и эти двое. Конечно, говорила я себе, он не мог играть так хорошо, если бы был равнодушен ко мне.

Мне кажется, сцену в склепе я сыграла достаточно удачно. Увидев недвижно лежащего Эдвина, «отравленного ядом», я ясно поняла, что чувствовала в этой ситуации Джульетта, и, думается, я была по-настоящему трагична, когда, схватив кинжал, «вонзила» его в свое сердце и упала на труп любимого.

Это было похоже на Эдвина — сделать предложение именно в такой момент. «Не унывайте, — шепнул он. — Вы согласны выйти за меня замуж?» Я не сразу смогла вернуться в реальный мир, потому что всего секундой раньше я думала о том, что сердце мое разорвалось бы, если бы он действительно умер. Эдвин с трудом сдерживал смех, да и мне это далось нелегко.

Наконец были произнесены финальные монологи. Герцог высказал свои соболезнования и осудил вражду семейств, семейства помирились, и на этом наш спектакль завершился.

Разразился шквал аплодисментов. Мы с Эдвином ожили, встали и, выстроившись в шеренгу вместе с остальными актерами, начали отвешивать поклоны. Харриет, стоя в центре, держала нас обоих за руки.

Обратившись к зрителям, она выразила надежду, что они остались довольны нами и согласятся простить многочисленные недочеты, имея в виду, что мы старались, как могли. В ответ на это леди Эверсли заявила, что и она, и все остальные зрители получили от спектакля незабываемые впечатления.

Затем Эдвин сделал шаг вперед.

— Я хочу сделать объявление, — сказал он. — У этой пьесы появилось новое окончание. В конце концов, Ромео и Джульетта не умерли. Они выжили для того, чтобы пожениться и счастливо жить друг с другом. — Он повернулся, взял меня за руку и притянул к себе. — С искренним удовольствием имею честь сообщить вам о том, что сегодня Арабелла согласилась стать моей женой.

На миг все притихли, а потом зал вновь взорвался аплодисментами. Леди Эверсли поднялась на сцену, обняла нас, а затем торжественно расцеловала.

— Это идеальный финал пьесы, — сказала она.

* * *

Праздник продолжался. Его программа включала в себя песни и танцы. Гости были счастливы. Только ближе к полуночи те, кто жил неподалеку, начали разъезжаться по домам, а остальные стали готовиться ко сну.

Я провела весь вечер в костюме Джульетты и, даже оказавшись в нашей с Харриет комнате, не решалась снять его. Я боялась, что вместе с ним пропадет какое-то магическое ощущение.

Харриет наблюдала за мной.

— Я представляю, как запомнится тебе этот вечер, — сказала она.

— Полагаю, каждой женщине запомнится день, когда ей делают предложение.

— Оно было сделано по всем законам драмы. Ты должна благодарить за это своего будущего мужа. Момент показался мне подходящим.

— Во всяком случае, выглядело это эффектно, поверь мне.

— Ты чем-то недовольна, Харриет?

— Недовольна! Что это тебе в голову взбрело? Эдвин — прекрасная партия. О такой мечтает всякая девушка. Если король вернется в Англию и Эверсли восстановит свои владения, а то и прихватит еще что-нибудь, у тебя будет очень богатый муж. Когда он сделал тебе предложение?

— Когда мы лежали в гробу.

— Не слишком удачно, а?

— Для меня — вполне удачно, — взволнованно ответила я.

— Ты смущена.

— Я имею право быть сегодня счастливой или нет?

— Не строй особых надежд.

— Да что с тобой, Харриет?

— Я размышляю о твоем счастье.

— Так возрадуйся, поскольку я никогда в жизни не была так счастлива.

Харриет поцеловала меня в лоб, а потом отступила назад.

— Эта шляпка тебе маловата, — сказала она. — От нее осталась отметина.

— Она скоро пройдет.

Мне было немножко жаль Харриет. Она так хотела сыграть Джульетту, и то, что этого не случилось, было потерей для всех актеров, поскольку я знала, что все лестные комплименты, полученные мной, она заслуживала в гораздо большей мере.

Весь следующий день я находилась в состоянии, близком к эйфории. Я принимала поздравления, едва слыша их. Потом леди Эверсли отвела меня в сторонку и сказала, что она посылает своему мужу и моим родителям письма, чтобы и они могли разделить нашу радость. Не хочу ли я написать матери и отцу о том, как я счастлива? Я написала обоим: