— Карлотта! — воскликнула я дрожащим от страха голосом.

Она сделала шаг вперед и остановилась. Я похолодела от ужаса, понимая, что она может спрыгнуть со стены раньше, чем я успею схватить ее.

— Нет, Карлотта, нет! — закричала я.

К моему облегчению, она обернулась и взглянула на меня.

Никогда в жизни мне не доводилось видеть на человеческом лице столько страдания, и я тут же ощутила, что чувство жалости к ней смешивается у меня с чувством раскаяния: ведь и я до некоторой степени несла ответственность за несчастье, которое обрушилось на нее. Именно я привезла Харриет в замок Туррон. Если бы не Харриет, сейчас Карлотта была бы счастливой девушкой, помолвленной с любимым человеком.

Я подбежала и схватила ее за руки.

— О, Карлотта! — только и сказала я, но она, должно быть, ощутила глубину моих чувств, ибо они нашли в ней отклик.

Действуя по наитию, я обняла ее, и она на мгновение прижалась ко мне. Затем она отстранилась, и на ее лице вновь появилось обычное холодное выражение.

— Не знаю, что пришло тебе в голову… — начала она.

Я покачала головой.

— О, Карлотта, — воскликнула я, — я понимаю! Я все понимаю!

Ее губы слегка задрожали. Я почувствовала: сейчас она начнет рассказывать мне, что любовалась открывающимся отсюда видом и удивлена, почему я повела себя так странно. Затем она сжала губы, и в ее взгляде появилось презрение… презрение к себе. Карлотта была из тех, кто презирает ложь. Она не умела притворяться.

— Да, — сказала она, — я собиралась броситься вниз.

— Слава Богу, что появилась я.

— Можно подумать, что тебя это действительно волнует.

— Конечно, волнует, — ответила я, — ведь я собираюсь стать твоей сестрой, Карлотта.

— И ты знаешь причину?

— Да.

— Чарльз уехал. Оказывается, он не любил меня.

— Возможно, и любил, но его сбили с толку.

— Ну зачем она приехала сюда?

— Ее привезла я. Если бы я знала…

— Впрочем, это ничего не изменило бы. Раз он так легко дал… сбить себя с толку, то из него не получилось бы хорошего мужа, как ты думаешь?

— Я думаю, он вернется.

— И ты полагаешь, что я его прощу?

— Это зависит от того, насколько сильна твоя любовь. Если ты любишь его достаточно сильно для того, чтобы решиться на это… — я взглянула на парапет, — возможно, твоей любви хватит и на то, чтобы простить его.

— Ты ничего не понимаешь, — ответила Карлотта.

— Давай уйдем отсюда куда-нибудь, туда, где можно будет поговорить.

— О чем нам говорить?

— Зачастую очень помогают разговоры ни о чем. Ах, Карлотта, потом все это уже не будет казаться тебе таким ужасным. Я в этом уверена.

Она покачала головой, а я осторожно взяла ее за руку, готовая к тому, что она оттолкнет меня. Но Карлотта приняла этот дружеский жест, как будто он ее немного успокоил. Она стояла неподвижно, и взгляд ее был полон страдания.

— Чарльз был первым, кто стал за мной ухаживать, — призналась она. — Я решила, что он меня любит. Но… как только появилась она…

— В Харриет есть что-то такое, — объяснила я. — Я бы сказала, она привлекает многих мужчин… на время.

— Что ты о ней знаешь?

— Пожалуйста, давай уйдем отсюда. Пойдем куда-нибудь и поговорим.

— Тогда ко мне в комнату, — предложила она.

Меня охватила волна возбуждения. Я понимала, что пришла как раз вовремя, чтобы предотвратить трагедию. Я испытывала чувство триумфа и была уверена в том, что смогу уговорить ее, переубедить, отвратить от этого ужасного намерения, которое она едва не исполнила.

Карлотта провела меня в свою спальню. Комната была меньше, чем та, которую мы делили с Харриет. Здесь еще оставались следы былого великолепия, хотя, как и во всем замке, явно проступали и признаки упадка.

Усевшись, она беспомощно взглянула на меня и сказала:

— Ты, наверное, считаешь меня сумасшедшей.

— Конечно же, нет.

Действительно, а что бы делала я, узнав, что Эдвин любит другую?

— Но это ведь слабость, да? Почувствовать жизнь такой невыносимой, что хочется с нею расстаться?

— В подобные минуты следует думать о тех, кто остается, — посоветовала я. — Подумай, как это подействовало бы на твою мать, на Эдвина… и на Чарльза. Он никогда не простил бы себя.

— Ты права, — согласилась она. — Это эгоистично, поскольку существуют люди, которые будут страдать. Мне кажется, это чем-то сродни мести. Человек так обижен, что готов причинить боль и другим… или, во всяком случае, его не волнует, что он может обидеть их.

— Я уверена, что, взвесив все обстоятельства, ты не решилась бы на такой поступок. Ты действовала под влиянием минутного порыва.

— Если бы не ты, сейчас я лежала бы внизу, на камнях, мертвая. Я содрогнулась.

— Вероятно, мне следует поблагодарить тебя за это. Я должна чувствовать благодарность, но не уверена в том, что чувствую ее.

— Я и не жду от тебя благодарности. Я всего лишь хочу, чтобы это не повторилось. Если у тебя опять появится подобное побуждение, остановись и подумай…

-..что это принесет другим.

— Да, — сказала я, — именно так.

— Я не хочу жить, Арабелла, — сказала Карлотта. — Тебе этого не понять. Ты веселая, хорошенькая, люди тебя любят. Я — другая. Я всегда ощущала свою непривлекательность.

— Но это чепуха. Это все потому, что ты уходишь в себя и не пытаешься подружиться с людьми.

— А ведь Эдвин такой красивый, правда? Я это заметила еще в детстве. Люди всегда обращали внимание на Эдвина. Родители и наши няни уделяли ему больше внимания. Взгляни на мои волосы… прямые, как солома. Одна из нянек пыталась завивать их. Но уже через полчаса, освобожденные от папильоток, они выглядели так, будто я никогда не терпела этого неудобства. Как я ненавидела папильотки! В некотором роде их можно считать знаком судьбы. Никакие силы в мире не способны сделать меня красивой.

— Красота не зависит от папильоток. Она идет изнутри человека.

— Ты говоришь, прямо, как священник.

— Ах, Карлотта, мне кажется, что ты сама выстроила вокруг себя стену. Ты всерьез уверовала в свою непривлекательность и убеждаешь в ней всех окружающих. С такими вещами нельзя шутить. Люди могут в это поверить.

— И, похоже, как раз в этом я и преуспела, поскольку они поверили.

— Ты ошибаешься.

— Я права… и это подтверждено происшедшими событиями. — Ее голос вдруг задрожал. — Мне казалось, что я действительно нужна Чарльзу. Он производил впечатление искреннего человека…