– Кажется, я растянул мышцу. – Он сморщился от боли.

– Что ты делал?

– Играл в теннис в Роухэмптоне.

– Со Стивеном? Я считала, что ты поехал играть в гольф.

– Мы передумали. Стивен взял Мери, а четвертой былаДжессика.

– Джессика – это та чернявая девица, с которой мыпознакомились позавчера?

– Э-э… да.

– Она твоя нынешняя?

– Ширли! Я же тебе говорил, я обещал…

– Что значат обещания! Она – нынешняя, я вижу по глазам.

Генри хмуро сказал:

– Если ты хочешь выдумывать…

– Если я захочу выдумывать, – пробормотала Ширли, – явыдумаю остров.

– Почему остров?

Генри сел и сказал:

– У меня ноет все тело.

– Ты завтра лучше отдохни. Для разнообразия устрой спокойноевоскресенье.

– Да, это будет неплохо.

Но наутро Генри объявил, что у него все прошло.

– Вообще-то мы договорились сегодня продолжить.

– Ты, Стивен, Мери и Джессика?

– Да.

– Или только ты и Джессика?

– Нет, мы все, – с легкостью ответил он.

– Какой же ты врун, Генри.

Но она сказала это беззлобно, даже с улыбкой. Она вспомниламолодого человека, которого встретила четыре года назад на партии в теннис. Какпривлекательна была тогда эта его отстраненность – сейчас он был таким жеотстраненным.

Смущенный юноша, который пришел на следующий день иизворачивался, разговаривая с Лаурой до прихода Ширли, – это тот же самыймолодой человек, который теперь охотится за Джессикой.

«Генри не меняется, – подумала она. – Он не хочет меняранить, но такой уж он человек. Всегда делает то, что хочет».

Заметив, что Генри прихрамывает, она решительно сказала:

– Я думаю, тебе нельзя сегодня играть в теннис, у тебярастяжение. Может, отложишь до следующей недели?

Но Генри хотел пойти, и пошел.

Вернулся он в шесть часов и упал на кровать. Вид у него былтакой скверный, что Ширли встревожилась.

Несмотря на протесты Генри, она позвонила и вызвала врача.

На следующий день, едва Лаура пообедала, как зазвонилтелефон.

– Лаура? Это я, Ширли.

– Ширли, что случилось? У тебя такой странный голос.

– Я насчет Генри. Он в больнице. У него полиомиелит.

«Как у Чарльза, подумала Лаура, и ее мысли ринулись ксобытиям многолетней давности. Как у Чарльза».

Трагедия, которую в то время она не могла осознать помалости лет, вдруг обрела новое значение.

Мука, прозвучавшая в голосе Ширли, напомнила ей ее мукиматери.

Чарльз умер. Умрет ли Генри?

Да, умрет ли Генри?

* * *

– Детский паралич – то же, что полиомиелит? – спросила онаБолдока.

– Просто другое название. А в чем дело?

– У Генри полиомиелит.

– Бедняга. И ты хочешь знать, выживет ли он?

– Ну… да.

– И надеешься, что нет?

– Болдок, вы делаете из меня какое-то чудовище!

– Сознайся, юная Лаура, такая мысль у тебя мелькнула.

– У любого может промелькнуть ужасная мысль. Но я никому нежелаю смерти, правда, не желаю.

Болдок задумчиво сказал:

– Да. Не думаю, что ты желаешь – теперь.

– Что значит теперь? А, вы имеете в виду старую историю проВавилонскую блудницу? – Она не смогла сдержать улыбку от воспоминания детства.– Я пришла затем, чтобы сказать: теперь я не смогу каждый день вас навещать.После обеда я уезжаю в Лондон – чтобы побыть с Ширли.

– А она этого хочет?

– Конечно! – возмутилась Лаура. – Генри в больнице, онаодна, ей нужен кто-то рядом.

– Возможно… Что ж, возможно. Правильно. Так и надо. Обо мненечего беспокоиться.

Мистер Болдок, ныне полуинвалид, получал огромноеудовольствие от преувеличенной жалости к себе.

– Дорогой мой, мне ужасно жаль, но…

– Но Ширли прежде всего! Ладно, ладно… кто я такой?Надоедливый старикан восьмидесяти лет, глухой, полуслепой…

– Болди…

Болдок вдруг усмехнулся и закрыл один глаз.

– Лаура, как же легко ты поддаешься на басни неудачников.Тот, кто жалеет сам себя, не нуждается еще и в твоей жалости. Жалость к себезанимает все свободное время.

* * *

– Как удачно, что я не продала дом! – сказала Лаура Болдоку.

Это было три месяца спустя. Генри не умер, но побывал накраю смерти.

– Если бы после первых симптомов он не пошел играть втеннис, дело не обернулось бы так серьезно.

– Плохо, да?

– Он останется инвалидом на всю жизнь, это определенно.

– Бедняга.

– Ему, конечно, не сказали. И я надеюсь, что есть шанс… но,возможно они просто хотели подбодрить Ширли. Все-таки удача, что я не продаладом. Странно, у меня было чувство, что я не должна его продавать. Я повторяласебе, что это смешно, что дом слишком велик для меня, что пока у Ширли нетдетей, они не захотят жить за городом. Я изо всех сил старалась провернуть делос детским домом из Милчестера, но сделка не состоялась, и теперь я могуотозвать бумаги, и Ширли сможет привезти сюда Генри после больницы. Правда, этобудет через несколько месяцев.

– Ширли одобряет твой план?

Лаура нахмурилась.

– Нет, по каким-то причинам она не хочет. Я догадываюсьпочему, – она быстро взглянула на Болдока. – Вы, наверное, знаете: Ширли могларассказать вам то, чего не хотела говорить мне. У нее практически не осталосьсвоих денег, да?