– Она не говорила мне, но я думаю, что это так, – сказалБолдок. Думаю, Генри растратил и все свои деньги тоже.

– Мне многое рассказывали, – сказала Лаура. – Их друзья идругие люди. Это ужасно несчастливый брак. Он растратил ее деньги, он еюпренебрегал, изменял с другими женщинами. Даже сейчас, когда он так болен, я немогу его простить. Как можно было так обращаться с Ширли? Если кто изаслуживает счастья, так это Ширли. Она полна жизни, энергии – и веры. – Лауравстала и заходила по комнате. Она постаралась сдержать дрожь в голосе. – Почемуя позволила им пожениться? Я же могла предотвратить или хотя бы задержатьсвадьбу, чтобы сестра успела разобраться, что он собой представляет. Но она такмучилась, так рвалась к нему. Я не могла не дать ей то, чего она хочет.

– Ну, ну, Лаура.

– Хуже того. Я хотела доказать, что у меня нетсобственнических чувств, и я выпустила Ширли в жизнь, полную несчастий.

– Лаура, я тебе уже говорил, ты слишком много придаешьзначения счастью и несчастью.

– Мне непереносимо видеть, как Ширли страдает! А вас, явижу, это не волнует.

– Ширли, Ширли! Меня волнуешь ты, Лаура, – как всегда. С техпор, как ты ездила на велосипедике по саду, важная, как судья. У тебя талантстрадать, и ты не стараешься его уменьшить, как другие, бальзамом жалости ксебе. Ты совсем о себе не думаешь.

– При чем тут я? Не мой муж лежит с острым полиомиелитом!

– А такое впечатление, что твой! Знаешь, чего я хочу длятебя, Лаура? Хорошего, обыденного счастья. Мужа, озорных шумливых детей. Ты всюжизнь была малышка трагического склада, а тебе нужно другое. Не клади на своиплечи страдания всего мира – наш Господь Иисус Христос уже сделал это за тебя.Ты не можешь прожить жизнь за другого, даже если это Ширли. Помогать – да. Ноне решать за других.

Побледнев, Лаура сказала:

– Вы не понимаете.

– Ты, как все женщины, носишься со всякой ерундой.

Лаура секунду смотрела на него, потом повернулась накаблуках и вышла из комнаты.

– Я паршивый старый дурак, вот кто я такой, – вслух сказалБолдок. Каким был, таким и остался.

Дверь отворилась, и Лаура проскользнула к его креслу.

– Так и есть, старый чертушка, – сказала она и поцеловалаего.

Она ушла, и Болдок лежал с закрытыми глазами в некоторомсмущении. В последнее время у него вошло в привычку разговаривать с самимсобой, и сейчас он вознес свои молитвы в потолок.

– Последи за ней. Господи, – сказал он. – Я не могу. Думаю,с моей стороны было самонадеянностью и пытаться.

* * *

Услышав о болезни Генри, Ричард Уайлдинг написал Ширлиписьмо с обычными выражениями сочувствия.

Месяц спустя он написал снова – с просьбой увидеться.

Она в ответ написала:

«Думаю, нам лучше не встречаться. Теперь Генри –единственная реальность в моей жизни. Думаю, ты поймешь.

Прощай».

На это он ответил:

«Ты сказала то, что я и ожидал услышать. Благослови тебяБог, моя дорогая, отныне и навсегда».

«Вот оно и закончилось», – подумала Ширли…

Генри будет жить, но перед ней встала проблема практическихтрудностей: у них с Генри почти нет денег. Когда он, калека, выйдет избольницы, в первую очередь им нужен дом.

Очевидным ответом было – Лаура.

Великодушная, любящая, Лаура будет только рада, если Ширли сГенри приедут в Белбери. Но по понятным причинам Ширли этого очень не хотелось.

В характере Генри не осталось и следа былой легкости, онстал непослушным и привередливым инвалидом, и он сказал ей, что она сошла сума.

– Не понимаю, почему ты против. Это же самая естественнаявещь. Слава Богу, Лаура так и не продала дом. Там полно комнат. Хватит и нам, ичертовой няньке или санитару, если потребуется. Не понимаю, чего ты суетишься.

– А мы не могли бы жить у Мюриэл?

– Ты же знаешь, у нее был инсульт. Скоро может быть второй.У нее сиделка, она совсем ни бэ ни мэ, и половину дохода съедают налоги. Чтоплохого в том, чтобы поехать к Лауре? Она же нас приглашает?

– Конечно. Снова и снова.

– Вот и все. Почему ты не хочешь? Лаура тебя обожает.

– Она любит меня, но…

– А… Лаура обожает тебя и терпеть не может меня!

Тем лучше для нее. Она станет злорадствовать, глядя накалеку, и наслаждаться.

– Перестань, Генри, ты же знаешь, что Лаура не такая.

– Какое мне дело, какая Лаура? Какое мне дело до других? Тыпонимаешь мое положение? Понимаешь, что такое быть беспомощным, неподвижным,неспособным даже повернуться в кровати? Разве можно такого любить?

– Я люблю.

– Быть привязанной к инвалиду! Очень весело!

– Меня устраивает.

– Ты как все женщины, вы обожаете обращаться с мужчиной, какс ребенком. Я завишу от тебя, и ты этим наслаждаешься.

– Говори про меня что хочешь, я знаю, как это ужасно длятебя.

– Ничего ты не знаешь! Не можешь знать. Как бы я хотелумереть! Почему эти проклятые врачи не могут прикончить человека? Этоединственно правильный выход.

Давай утешай, говори сладкие вещи.

– Ладно, – сказала Ширли. – Я согласна. А то ты сойдешь сума, и это будет для меня гораздо хуже.

Генри внимательно посмотрел на нее и невольно засмеялся.

– Берешь меня на пушку, – сказал он.

* * *

Месяц спустя Ширли написала Лауре.

«Дорогая Лаура, очень хорошо, что ты согласна принять нас.Не обращай внимания на то, что говорит Генри. Он всегда не выносил того, чтоему не нравится, и сейчас в ярости. Для Генри то, что случилось, особенноужасно».

На что последовал ответ Лауры, незамедлительный и нежный.

Две недели спустя Ширли с мужем-инвалидом приехали домой.

Любящие руки Лауры обняли Ширли, и та подумала – неужели ейкогда-то так не хотелось приезжать домой?

Это ее дом. Она опять под защитой любви Лауры. Она опятьчувствует себя ребенком.