Сильнее всего Рейманна раздражали ситуации, совсем нередкие, когда Краус выливал на него ведра ругательств за то, что ранее он велел ему сделать. Однажды назвал его последним идиотом за выброс письма какой-то женщины, которая донесла, что ее сосед крипто — еврей. Краус твердил, что женщина цеплялась к нему уже несколько раз и понятия не имеет, как выглядит еврей. Когда выяснилось, что это жена племянника мэра, Краус взбеленился и обсобачил Рейманна, что не обрабатывает должным образом корреспонденции отдела. Когда он защищался, ссылаясь на приказ, Краус дал ему пощечину.

Адъютант опасался, что подобная ситуация может произойти и сегодня, когда появился у Крауса этот странный капитан с обожженным лицом. Рейманн выполнил приказ шефа и обошелся с прибывшим очень холодно, показывая ему пальцем открытую дверь кабинета. Через пять минут Краус вышел в секретариат и приказал адъютанту приготовить две чашки настоящего кофе.

Уже тогда он бросал гневные взгляды. Рейманн чувствовал, что у него будет сегодня нездоровый юмор.

Теперь, после почти получасового диалога, Краус открыл дверь и попрощался неохотно с гостем.

— Вилли, — сказал он адъютанту сухим тоном, — через час я хочу видеть на моем столе список всех работников гестапо в Бреслау. Потом можешь идти в казармы. Завтра утром на твоем столе ты найдешь тот же список с подчеркнутыми фамилии. Ты напишешь письмо шефу гестапо с просьбой отправить ко мне на разговор людей, носящих подчеркнутые мною фамилии. — Краус посмотрел на Рейманна протяжно и заорал: — Ты понял приказ, идиот? Или снова его понимаешь, видимо, как сегодня, когда я тебе сказал очень вежливо отнестись к господину капитану Моку? Проси прощения у господина капитана за свое высокомерие, ну же!

— Извините, — буркнул Рейманн.

Не ошибся. Хорошо знал своего шефа.

Капрал Хелльмиг радовался, что сегодня в последний раз охраняет переход на Викторияштрассе. Близость линии фронта порождала в нем смутное беспокойство. Это был даже не страх перед попаданием в плен, перед жестокими сибирскими температурами или перед пулей в затылок. Хелльмиг боялся неизвестного монстра, который подстерегал при входе в проклятый подвал.

Он показался ему вампиром или оборотнем, спрятанным в подвальной темноте, питающимся крысами и падалью. Капрал вспоминал рассказы, которые затевали шепотом ветераны восточного фронта, выздоравливающие, которые, как и Хелльмиг, залечивали раны в Карлсбаде.

Слышал о косых глазах варваров, об их презрении к смерти, а также об донимающих их болезнях и насекомых. Он боялся тех как чумы, как необузданной заразы — в любом случае, глубоко верил, что они являются ее носителями. Поэтому внимательно наблюдал за каждой крысой, которая бежал по тоннелю с «русской стороны», от Викторияштрассе — не падает ли, не плюется ли кровью и не корчится ли в муках.

Потому что не дано ему было видеть у грызунов симптомов заболевания, он проклинал свой собственный страх перед воображаемый чумой и стрелял в гневе в маленькие существа, не обращая внимания на робкие голоса подчиненных о необходимости экономии боеприпасов.

Теперь сделал то же самое. Видя крадущуюся крысу, выстрелил.

Через некоторое время рикошет гудел и свистел по стенам. Крыса ушла из жизни, что еще сильней рассердило Хеллмига. Прицелился еще раз, но не выстрелил.

Кто-то положил ему руку на плечо. Тяжелую и враждебную. Капрал вздрогнул, обернулся и увидел черную маску, едва прикрывающей обожженное, израненное лицо.

Хелльмиг крикнул. Ему показалось, что это тот самый вампир из его страхов.

— Нехорошо, капрал, так стрелять в полезные существа, — сказал старик. — Вы не задаетесь даже вопросом, какие они умные. А теперь к делу. Узнаете меня, капрал? Позавчера утром, пароль: Dum spiro.

— …spermo, — ответил капрал.

— Spero, капрал Хелльмиг, — улыбнулся Мок. — Когда я был в вашем возрасте, тоже думал только об одном. Узнаете меня?

— Да, узнаю, господин капитан. — Хелльмиг смотрел на Мока с тревогой человека, которого начальник застукал на растрачивании боеприпасов.

— У меня к вам несколько вопросов. — Мок посмотрел вверх, в сторону туннеля, откуда с потолка сорвалось несколько полос пыли. — В последние дни кто-то, кроме меня, пробирался на русскую сторону?

— Да, — ответил Хелльмиг и начал напрягать память. Ему понравилось, что этот высокий офицер «крипо» не делает ему никаких замечаний о расточительность, с которой стрелял по крысам. Он хотел как можно лучше и как можно точнее описать этих людей. — В субботу 14 марта я начал службу здесь. Вечером того же дня приехал какой-то кюбельваген[19]. Управлял им офицер в мундире СС. По-моему, лейтенант. Оберштурмфюрер СС. — Мок почувствовал себя, как много лет назад, когда нападал на след, когда чувствовал запах страха у животных, когда в поисках преступников он пронизывал воображаемым взглядом стены домов.

— Он был один?

— Нет, рядом с ним сидел его адъютант.

— Как он выглядел?

— Не присматривался к нему пристально. Мне показалось, что он спал.

— Спал?

— Так он выглядел. Он сидел не двигаясь на переднем сиденье, рядом с водителем, тем оберштурмфюрером СС, и имел закрытые глаза.

— Вы можете дать мне какую-то примету этого адъютанта? Большой, маленький, толстый, лысый, рыжий?

— Маленький, съежившийся. В дождевом плаще и капюшоне. Он спал.

— Хорошо, капрал. — Мока охватило такое нетерпение, что он почувствовал зуд в спине. — А теперь расскажите мне всю ситуацию. По порядку. Во сколько они приехали? Что они говорили? Отдавали вам какие-то приказы? Что вы ему ответили? Говорите все!

— Хорошо. — Три морщины на лбу были признаком интенсивной работы мозга. — Они приехали вечером. Я начал службу. Этот оберштурмфюрер СС был неприятный. Не такой, как вы. Кричал, отдавал приказы, не показал никаких документов, когда я их хотел посмотреть.

— По порядку, капрал. — Мок достал папиросы. — Говорите по порядку, потому что я перестану быть таким приятным, тем более что я не люблю крысоловов, — угрозу свою смягчил улыбкой и протянул капралу огонь.