Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Разнос, который устроил на Президиуме Алиев — стал уже легендарным, в Москве дошло до того, что по рукам гуляло несколько вариантов речи Алиева. Ходили слухи, что глава государства перед заседанием Президиума проехался по нескольким московским магазинам, пользуясь тем, что его плохо еще знают, и то, что он увидел — как раз и привело его в ярость, и полетели головы. Так оно или не так — но со времени гибели Горбачева и избрания Соломенцева — в Москве кое-что уже начало меняться…
Назначение Маслюкова и Ельцина, кстати, положило конец разговорам о том, что Алиев будет продвигать своих. Он как раз отдавал предпочтение русским — потому что своих знал лучше, чем того хотел. А назначение Ситаряна — только те, кто хорошо знали Кавказ, понимали, что означает назначение азербайджанцем армянина на такой пост.
Еще меньше людей понимали, что назначение Ситаряна — это опала, и что Госплан — это не кузница кадров для Совмина как раньше.
Маслюков и Ельцин.
Два русских человека во главе Совмина — впервые за много лет засилья украинской мафии земляков Брежнева. Один выходец из оборонного комплекса, второй — бывший первый секретарь Свердловского обкома партии. Оба дополняли друг друга — Маслюков был более осторожным, взвешенным в суждениях, хорошо находил общий язык с представителями могущественного ВПК — сейчас они концентрировались в Военно-технической комиссии при Совете Министров. Ельцин был резким и в словах и в делах, любил рубить с плеча. Но у него были два достоинства, которые, видимо, и разглядел Алиев. Первое — многое из того, что поручал Ельцин, он мог сделать и сам. Потому что сам и делал, не был белоручкой. Второе — любое поручение он готов был выполнять не щадя ни себя, ни других. Он в лепешку был готов разбиться — но дело сделать. И было еще третье — Ельцин, несмотря на показную грубость, почему то всегда отстаивал интересы простого человека. Если Маслюков все время прислушивался к военным с их постоянными потребностями по группе А — то Ельцин просил, требовал, костьми ложился — но выкручивал деньги на снабжение, на любимые им стройки, на новые заводы по группе Б.
Впрочем, это знали еще по Свердловску — первый секретарь при всей его грубости, принимал близко к сердцу некоторые вещи. Например, как-то раз он на год остановил очередь по жилью — для всех, включая спортсменов и академиков — но расселил все здания барачного типа.
Происхождение первых лиц всегда означало и покровительство, и хорошо было той области, у которой наверху был влиятельный заступник — земляк. Маслюков родился в Таджикской ССР, учился в Ленинграде — но трудовой свой путь начинал в Ижевске, и потому считался покровителем Ижевска и Поволжья в целом. Ельцин свою карьеру делал в Свердловске, и потому его считал своим весь Урал. Именно эти два региона планировалось развивать в приоритетном порядке, и наиболее интересным был новый Поволжский промышленный куст в четырехугольнике Ижевск-Набережные Челны-Елабуга, Нефтекамск. Там планировалось два новых города-миллионника и целая серия крупных строек. Главной из которых был АвтоВАЗ-2. Елабужский автомобильный завод с перспективой выпуска семисот пятидесяти тысяч автомобилей в год. Именно этот проект должен был вытащить весь регион, под него планировалась новая комсомольская стройка и рост населения Елабуги до полумиллиона человек. К 2000 году планировалось объединение Елабуги и Набережных Челнов в единый город-миллионник, советский Детройт, один из крупнейших в мире центров по производству автомобилей. Город с численностью населения до полутора миллионов человек и сразу несколькими крупными заводами машиностроительного профиля. Этот проект должен был полностью решить в СССР вопрос с личными автомобилями — отныне автомобиль должен был быть в каждой семье.
Проектирование Елаза уже было завершено, шло проектирование новых районов и всей инфраструктуры. Камазу поручили до 1990 года освоить одну из моделей АвтоВАЗа (новая Ока — модель с двухцилиндровым двигателем как машина для молодежи и крупных городов) — но это ничто по сравнению с планировавшимся Автовазом-2. Вопрос был в том — какую машину выпускать. Ошибка была недопустима — осваивались миллиарды рублей…
При Горбачеве договоренность по ЕЛАЗу уже вышла на уровень подписания. Планировалось повторить брежневский вариант и приобрести готовый завод вместе с машиной. И опять у ФИАТа. На сей раз планировалась модель Панда — размером меньше Жигулей, но имеющая полноприводную версию и довольно простая — советская промышленность должна была освоить ее быстро. Почему именно Италия и именно ФИАТ сомневаться не приходилось — Горбачев дружил с Берлингуэром[41] еще с семидесятых. Но сейчас шла ревизия всего наследства Горбачева и был предложен еще один проект. Куда более дерзкий…
Проект сейчас стоял во дворе здания Госплана — четырехдверный хэтчбек, похожий на последние модели ВАЗа, только становящиеся на конвейер, совсем немного меньше размером — но с на удивление просторным для такой машинки салоном. Дизайн — машина была представлена в бордовом цвете — при всей примитивности был на удивление законченным и приятным. Впрочем, ничего удивительного — рисовал машину сам Нуччо Бертоне, один из известнейших итальянских дизайнеров, основатель ателье собственного имени.
Юрий Дмитриевич Маслюков, смурной с утра из-за неприятного разговора с Алиевым — отодвинул сидение до конца назад, сел в машину, сильно хлопнул дверцей. Повернул ключ. Мотор — сразу схватился, зарокотал…
— Сил сколько?
— Пятьдесят шесть. В Панде тридцать. Смех и грех.
— Какая цена планируется?
— Планируем удержать в пределах шести, максимум семи тысяч.
…
— Москвич-2140 — госцена восемь, но это же старье…
Маслюков мрачно посмотрел на говорящего, потом на приборную панель. Мелькнула мысль — а неплохо чехи… или кто там у них это делал? Ничего лишнего — но все на месте. Новое семейство ВАЗ продается даже по госцене за десять — если удастся действительно дать машину за семь тысяч, это по карману любому работяге будет. Тем более, машина итальянцев даже по виду — повозка, ее делали для бедных сельских районов и небогатых стран юга. Эрзац. А это — машина.
Модель Шкода-Фаворит — была первой в линейке чешского бренда