потому что какие могут быть секреты от своей тени? Перед ним Теор не хорохорится.

— Мы не друзья, а братья по Посвящению, — напомнил Наэв. — Что здесь может измениться? — и попросил, как пощады: — Скажешь ей завтра. Пусть сегодня останется все, как есть.

Дельфина еще только постигала силу трав, а по Берегу Чаек полз шепот. Родившийся, быть может, до Синих Лент в ее волосах. Полу-намеками, чтоб не спугнуть милость Алтимара, передавали друг другу: дочь Цианы и Аквина умеет исцелять. Не так, как Медуза, Хона или Маргара, не заклинаниями, а внутренней силой, подобной амулету. После рейда Хона поведала Медузе пару историй, удивительных “не должен был выжить, но жив” и “слишком быстро зажило”. Старая Жрица улыбнулась, будто давно ждала этой вести. Напрямую никто вопросов Дельфине не задавал, поэтому она о своей славе услышала последней и удивилась больше всех. Могла ли она сделать больше, чем успел научить ее Остров Обрядов? Она не знала, да и не надо человеку знать, когда его руку направляют боги. Дельфина порой просто очень хотела помочь — и у нее получалось.

Танец

Приближался месяц жатвы, а потом отплытие. Островитяне соберут свой урожай прежде, чем отправиться за чужим. Сбор черепашьих яиц закончился, Дельфина вернулась домой, а Теору надоело ждать, пока приятель наберется смелости. Как всегда, он решил все сам.

Названых сестер юноши нашли неподалеку от деревни, близ одного из самых примечательных и опасных мест на Островах — прибрежных пещер, наземных и подводных, где девушки в отлив собирали моллюсков. Для разговора место самое удобное — со множеством уединенных переходов, скрыться от чужих глаз. Дельфина тактично оставила Ану с Теором наедине, Наэв отошел как можно дальше. В рейдах отнюдь не трус, он в жизни не признался девушке бы в любви. Особенно той, что пренебрегала им много лет.

Очень быстро это произошло.

Теор появился из темноты перехода, шел к Наэву, улыбаясь, старательно счастливый.

— Она тебя выбрала, брат. Она ждет тебя.

Наэв шарахнулся назад:

— Если это шутка…

— Это правда.

Ана поманила его с порога Пещеры, он пошел, не веря. Ожидая, что в любой момент она рассмеется и прогонит его.

— Ана… я…, — слов он так и не нашел.

Замер перед ней, чувствуя себя последним дураком, которого прогонят заслужено.

Тогда она действительно засмеялась, а лицо лишь чуть-чуть заалело смущением, когда она ответила:

— А я вот так себе все и представляла. Только златовласая Акрина знает, как я ждала именно это от тебя услышать.

Они исчезли в одном из каменных коридоров.

— Теор, — говорила Ана Дельфине, когда они пряли и делились секретами, — словно из легенды. Всегда лучший, всегда первый, Морской Господин благословил его матушку. Я горжусь быть его сестрой. А Наэв…

А Наэв был тем, напротив кого Ана становилась с деревянным мечом и требовала: “Обещай меня не жалеть!”. И Наэв обещание выполнял, сколько бы синяков на ней не осталось. Он был тем, кто не останавливался ее подождать, когда Маргара гоняла детей через весь остров. И не уговаривал хромоножку отдохнуть. Когда девочки стали достаточно большими, чтоб стесняться, но оставались слишком юными для Белых Лент, — Наэв ни разу не прятался за стеной кустарника, подглядывая за ее купанием. В отличие от Теора. Ана, разумеется, об этом знала. Один сгорал от едва проснувшихся желаний в пяти шагах от нее, другой мечтал и не осмеливался взглянуть. Сгорать он будет ночью, воображая во всех подробностях ее тело. А днем сядет на расстояние и будет молчать, поглядывая на нее лишь украдкой. Так же, как молчит теперь, когда златовласка затянула его в Пещеру. Наэв был и будет тем, в чьих темных глазах она отражается солнцем. Ана прижалась к стене, приглашая целовать себя. Сладко велела:

— Просто скажи “Навсегда”. Всегда вместе. Мой.

Как же она наслаждалась в этот миг лицом Наэва, который все поверить не мог, что это не сон. За всю свою хромоногую жизнь; за риск на регинском берегу, больший, чем у других тэру; за вечную боль в ноге и занозу в душе: “недостойна!” — она заслужила побыть богиней. И парня, которые обожает ее самозабвенно.

Они вместе появились из Пещеры. Обнимающиеся, счастливые — никогда Дельфине не доводилось видеть таким счастливым Наэва, и уже не доведется, потому что этот день был в его жизни вершиной. Триумфом. Мигом, когда не мечта его сбылась, а произошло чудо. Пшенично-золотым, нежно-карим сияет солнце, цветут травы, слепит Море, убранное, как невеста — его невеста! Спасибо тебе, Акрина, и Господин Морской, всем богам и богиням, всем рейдам, в которых не убили, спасибо тебе, жизнь!

— Но мы ведь останемся друзьями, — повторил он Теору его собственные слова. Как же легко, оказывается, говорить их победителю!

Теор обнял их обоих:

— Ну, конечно. Я рад за вас.

Они убежали — смеющиеся, сияющие. Рассказать, показать всем, что они вместе, разделить со всеми радость. Они поклонятся родителям, будут просить у них не позволения, а благословения. На Островах отец и мать не вправе запретить детям жениться, такая власть есть разве что у Совета — но с чего бы Совету вмешиваться? Унда с Корвилдом, прежде, чем обнять дочку, округлят глаза: “Но, мы были уверены, что…”. Даже трое правящих Старейшин удивятся, а толпа влюбленных в Теора девчонок завизжит от радости.

Дельфина оставалась в стороне, наблюдала за Теором издали. Ждала, заметит ли он ее. Позовет ли. Пришла бы она поплакаться брату, если б ее отверг любимый? Жрица не могла себе этого представить, бог не предпочтет одну женщину другой, его любовь словно Море, неисчерпаема. Землю можно делить между собой — из-за этого случалось немало войн, но Море принадлежит всем, потому что разделить его никому не под силу. Дельфина мало что знала о человеческой любви, но полагала, что это чувство должно быть подобно воде, а не суше.

Удивление — вот что было на лице Теора. Как поступают, не получив желаемое? Он привык быть на первом месте. Грозная Маргара, и та его числила своим любимчиком. У Дельфины все сжалось внутри — сколь проще было бы Наэву принять отказ.

— Я видел Ану, когда Жрицы проводили малый обряд вместо настоящего.

Это было святотатством, хоть и не таким страшным, как нарушить Обряд Невесты. Теор сказал это, должно быть, назло все слышащему Господину Морей. На кого еще злиться, если любимую и брата он упрекать не желает? Но Теор не верит в богов — Дельфине все чаще