Стоит ли заползать в эту яму, чтобы через несколько часов выбраться из нее и снова оказаться под открытым небом? Чтобы это повторялось день за днем? Когда же это кончится?

Фрайтага неожиданно затошнило. С чего бы это? Через секунду позывы к тошноте прекратились. Теперь даже мысль о том, что придется заползать в жуткую нору, не особенно удручала его.

Кожей лица Фрайтаг ощущал, насколько свеж воздух. Он обратил внимание на это, потому что на время забыл о холоде. Он также обратил внимание на восходящее солнце, только что появившееся над линией горизонта. Оно отбрасывало более яркий свет, чем обычно бывает в этот рассветный час. Фрайтаг почему-то решил не торопиться и не лезть в укрытие, а постоять на воздухе и еще выпить чаю.

Неплохая мысль. Он слегка вздрогнул, но не от холода, а от сознания того, что этой забавной беззаботности не стоит доверять.

Он снова поперхнулся, но не от ощущения тошноты — это было что-то другое.

Он посмотрел на корявые стволы деревьев, освещенные с одной стороны лучами восходящего солнца, и увидел в них чистое творение Божье. Они находились довольно далеко от него, за пределами периметра. Освещенные солнцем деревья росли на расстоянии полутора-двух километров. Полюбовавшись рассветом, Фрайтаг на негнущихся, гудящих от усталости ногах подошел к укрытию и вопросительно посмотрел на одного из караульных и удостоился разрешительного кивка. Затем повесил на какой-то крючок каску, скинул с плеча винтовку и прислонил ее к какому-то бревну. Опустился на колени, оттянул прикрывавшее вход одеяло в сторону и заполз внутрь, в смрадную тьму, где одновременно было и холодно, и тепло.

— Эге, да тут Улыбчивый! — произнес он, увидев Кордтса среди лежащих вповалку солдат.

«Не называй меня так», — подумал Кордтс, погружаясь еще глубже в состояние полусна. Сделав над собой усилие, он произнес эти слова вслух.

— Знаю. Не буду. Помню, ты этого не любишь, — ответил Фрайтаг, устраиваясь рядом с ним. Кордтс на мгновение испытал смущение, когда Фрайтаг положил на его руку свою и крепко сжал ее. Все нормально, сонно подумал он.

Кордтс какое-то время все глубже и глубже погружался в тяжелый черный сон, однако по-настоящему заснуть пока что не мог. Однако после того как Фрайтаг попытался что-то сказать ему, а он безуспешно попробовал что-то ответить ему, он как будто сорвался с поверхности реального мира и свалился в глубокий сон.

Он знал, что Эрика находится рядом с ним, но не видел ее. И если она начинала говорить с ним, то не слышал ее. Он чувствовал, что они теперь вместе. Он больше не одинок. Они вместе смотрят на стену леса, который уходит вдаль к какому-то невидимому озеру или морю. Они догадывались о его присутствии, это загадочное море было им давно знакомо. Темные очертания смещались куда-то вверх по краям этого таинственного места. К его прочим ощущениям примешивалось почему-то глубокое презрение. По его телу пробегала дрожь, но он упрямо не обращал внимания на картины сна. Потому все заглушил шум колеблемых ветром макушек деревьев. Ветер яростно дул со стороны далекого незримого моря.

Нижеследующие строки представляют собой отчет о боевых действиях полицейской части, произошедших до ее переброски в Холм.

Сначала была опробована необычная процедура. Их связывали попарно. Похоже, что для этого имелся некий смысл, хотя все продолжалось недолго, всего несколько минут. Какая же цель преследовалась?

Это неважно. Позднее, со временем, были опробованы самые разные процедуры. Очевидно, подобную систему невозможно когда-либо усовершенствовать. Лишние хлопоты никому не нужны. Это был всего лишь вопрос облегчения процесса, если, разумеется, допустимо подобное выражение. Было бы точнее употребить другое выражение — «придание более плавного характера производственному процессу». Они понимали это на основании обретенного ими практического опыта.

Сначала была опробована необычная процедура — один человек из их команды уводил за собой человека из большой толпы людей, находившихся на огромной поляне. Каждый член команды уводил или тянул за собой выбранную им жертву в чащу лесу на полянку поменьше. Вообще-то это была даже не полянка, а просто небольшое открытое пространство между деревьями.

Все занимало лишь пару минут. Когда дело было сделано, человек из команды возвращался обратно, забирал очередную жертву и уводил ее туда же. Это снова занимало всего несколько минут, если дело было хорошо отлажено. Таких ходок туда и обратно было очень много, и в конечном итоге они отнимали очень много времени. Поэтому такая процедура казалась забавной. Она действительно отнимала много времени. Но так казалось только вначале. Первые несколько раз, первые несколько дней. Затем наступало привыкание.

Привычными становились пары — человек из команды и выбранная им жертва. Я сторож брату моему Эта окрашенная черным юмором фраза пришла кому-то в голову не сразу, позднее, когда первое потрясение от происходящего было забыто.

Несколько унтер-офицеров оставались возле группы жертв, это они производили отборку, это они освобождали исполнителей от необходимости выбора. Поэтому возвращающегося из леса исполнителя уже ждала очередная жертва, и ему не нужно было тратить драгоценные секунды на ненужные раздумья.

Сначала отбирали мужчин, хотя к концу дня обычно заканчивали со всеми. Но казалось естественным начинать с мужчин, чтобы облегчить исполнителям осуществление поставленной перед ними задачи.

Однако по мере того как шло время, унтер-офицеры начали отбирать женщин и детей, несмотря на то что с каждым часом жертв становилось все меньше и меньше. Ничего необычного в этом не было. В конце концов, любой унтер в любой военной части или подобном военизированном формировании считал, что большая часть его служебной деятельности должна быть посвящена работе с личным составом. Ее следует осуществлять максимально слаженно, и поэтому любое задание или боевую операцию в казармах, на плацу или в поле нужно проводить как можно более тщательно. Вне всякого сомнения, краеугольным камнем подобной слаженности является дисциплина. Однако имелась целая масса прочих вещей, которые любой унтер-офицер понимает или интуитивно распознает и запоминает и буквально нутром чувствует малейшие оплошности и трудности еще до того, как они возникают, неся потенциальную угрозу требуемому уставом ходу службы. Он инстинктивно организовывает или преобразовывает обстоятельства так, что дела идут дальше требуемым уставом образом, максимально плавно и гладко, так сказать, без сучка без задоринки.

Все это предполагает абсолютное подчинение приказам начальства и не допускает ни малейших отклонений от них. Дух и буква приказа соблюдаются неукоснительно, как им и надлежит соблюдаться. Однако никакой приказ не способен предусмотреть тех мельчайших нюансов реальной жизни, которые могут возникнуть в любом месте в самое непредсказуемое время.

Таким образом, несмотря на то что казалось вполне естественным начать отборку жертв с мужчин, они начали понимать, по мере того как день клонился к вечеру, что не следует оставлять целую массу женщин и детей до самого конца. Чтобы закончить этот долгий и суетный день и покончить с немалым количеством женщин и детей, придется придумать что-то новое. Почему бы и нет? Еще до завершения операции нужно было внести в ее ход легкие спонтанные изменения, и поэтому стали отбирать наугад ребенка в одной части толпы, женщину — в другой, чтобы еще один человек мог составить компанию исполнителю, уходившему по тропинке в чащу леса. Это вносило разнообразие в монотонный процесс.