Соратник Алферчика, Владимир Кашников, который, по словам члена НТС Р. В. Полчанинова, возглавлял группу «квартирьеров», — занимался антикоммунистической агитацией, распространял листовки и плакаты. В 1942 г. Кашников стал сотрудником Зондерштаба «Р». Пользуясь этим, он, находясь осенью 1943 г. в Лепеле, безуспешно пытался вести «союзную пропаганду» в бригаде РОНА Б. В. Каминского. Когда начались аресты членов НТС, Кашников убыл в Минск, а потом в Молодечно. В конце июня 1944 г. он эвакуировался в Варшаву, откуда перебрался в Австрию, где оказался в лагере СС Санкт-Йоганн-ам-Вальде (там занимались подготовкой диверсантов). В марте 1945 г. Кашников вступил во 2-ю дивизию ВС КОНР, и находился в ее рядах до окончания войны[192].

В 1941 г. также пересекли границу Г. С. Околович и В. В. Бранд. Добравшись до Смоленска, они устроились на службу в городском управлении. Пользуясь служебным положением, Околович принялся за создание союзной группы, добившись того, что к середине 1942 г. она составила 20 человек. Помимо этого, он контролировал процесс создания таких же групп и в других оккупированных городах. В итоге, примерно в первой половине 1942 г., Околович осуществлял руководство над группами НТС в Порхове, Гатчине, Орше, Вязьме, Орле, Гомеле, Могилеве, Полоцке, Борисове, Минске, Барановичах, Слониме, Брянске, Слуцке[193].

То, что активистам НТСНП удалось оказаться на оккупированной территории и там негласно развить свою деятельность, стало возможным благодаря тесным контактам с немецкими спецслужбами, в том числе с абвером и СД. В противном случае было бы проблематично закрепиться в тыловых районах групп армий, где был серьезный контрольно-пропускной и контрразведывательный режим.

Брунст вспоминал: «Связь с немецкой разведкой, с немецкими военными органами начала устанавливаться почти сразу после переброски кадров НТС в Германию и на оккупированную гитлеровцами территорию Советского Союза. С течением времени эта связь крепла, все увеличивались мероприятия НТС по обслуживанию разных органов разведки. Некоторые из этих мероприятий шли под непосредственным руководством Исполнительного бюро, другие возникали, так сказать, стихийно, на местах. Исполнительное бюро узнавало об этих делах уже задним числом и должно было только санкционировать такую работу»[194].

Контакты с немецкой разведкой, вероятно, не доставляли солидаристам большого удовольствия, но другого пути не было, и поэтому им приходилось вести двойную игру. «Работая с немцами, иногда даже с гестапо, — писал бывший председатель Белградского отдела Е. И. Дивнич, — никто из энтээсовцев, я это утверждаю, не любил их. Мы не прочь были даже позабавиться анекдотцем и похихикать над немцами за их спиной. Многих энтээсовцев не раз арестовывали. Но это была строгость к "своим"»[195].

В связи с этим ясно становится одно: чтобы иметь возможность для пропаганды своих идей, члены НТСНП, в виде некой мзды, параллельно оказывали услуги военной разведке и СС.

В мае 1941 г. Б. А. Смысловский, возглавлявший штаб Варшавского подотдела РОВСа, вместе со своим начальником, генерал-майором В. А. Трусовым прибыл в Берлин для обсуждения с председателем Объединения русских воинских союзов (ОРВС) генерал-майором A. A. фон Лампе вопроса об участии русских эмигрантов в войне на стороне Гитлера. Встреча, как считает историк С. И. Дробязко, побудила фон Лампе подготовить 21 мая 1941 г. обращение на имя генерал-фельдмаршала фон Браухича о предоставлении в распоряжение германского командования всех сил ОРВС. Немцы ответили отказом, однако фон Лампе не опустил руки: им был выпущен приказ по объединению, разрешавший членам организаций действовать в сложившейся обстановке самостоятельно, «поддерживая… с ним регулярную связь». Глава ОРВС также поручил Смысловскому ведение переговоров с представителями генштаба сухопутных сил вермахта о привлечении белоэмигрантов в немецкую армию[196].

Существует точка зрения, согласно которой приказ генерала фон Лампе, разрешавший эмигрантам воевать на стороне Германии, многие чины ОРВС якобы проигнорировали, и на службу к немцам пошло меньшинство[197]. Данная позиция, на наш взгляд, не совсем объективно отражает реальную картину Большинство членов ОРВС четко представляли, какая приближается война, и многие вполне искренне желали поскорее оказаться на Восточном фронте, чтобы бороться против большевиков.

Процесс подключения белогвардейцев к войне на Востоке оказался непростым. Многие нацистские чиновники об этом не хотели и слышать. Так, 30 июня 1941 г. состоялось совещание представителей министерства иностранных дел, отдела верховного командования вермахта по зарубежным проблемам, главного управления войск СС и управления внешнеполитических связей НСДАП. Обсуждались вопросы, касавшиеся разработки общих директив относительно рассмотрения заявлений иностранных добровольцев, желающих воевать против Советского Союза. В итоге было принято решение не принимать заявлений от чехов и русских[198].

Участники совещания считали помощь вермахту со стороны русских нецелесообразной. Утверждалось также, что СССР мог использовать факт присутствия белоэмигрантов в германских вооруженных силах в пропагандистских целях — якобы немцы собираются восстановить в России старые порядки, — а это, по мнению партийных и государственных чиновников, могло только усилить сопротивление Красной армии[199].

Тем не менее, в НСДАП, в Министерстве занятых восточных областей и в германском военном ведомстве нашлось немало сотрудников, видевших в сотрудничестве с эмигрантами пользу. В ряде случаев сами немцы первыми шли на контакт. По утверждению американского исследователя Альберта Ситона, в мае 1941 г. начальник отдела «Иностранные армии Востока» (Fremde Heere Ost) полковник В. Кинцель, отвечавший за сбор разведывательной информации для ОКХ, пригласил бывших русских офицеров, чтобы обсудить вопрос об обеспечении вермахта переводчиками с русского, и большая часть приглашенных ответила на предложение согласием[200].