«Воскресенье, 1 мая 1864 года, – пишет капитан Масгрейв. – Очередной месяц нашего заточения начинается дурной погодой».

Предыдущие три дня были отмечены ужасающим штормом с чудовищными шквалами, градом и дождем, но перед этим погода стояла достаточно ясная, чтобы охотники смогли посетить остров Восьмерка, который к тому времени, похоже, остался единственным местом, где собирались морские львы.

Им снова пришлось иметь дело с Королем, но он за это время успел привыкнуть к людям до такой степени, что между ними сложился своего рода негласный договор. Если они не трогали его и его гарем, атакуя другие группы морских львов, он на них не нападал, а только лишь презрительно наблюдал за пришельцами, в то время как его жены и молодняк удирали и прятались в воде либо в кустах. Алик, Энри и Джордж тоже стали относиться к нему спокойно и даже чрезмерно безбоязненно, по мнению капитана Масгрейва, который слышал, хотя и не непосредственно, что парни дразнили старика.

Заметив, что Король не любит нырять в воду, когда его шкура была сухой, они довели его до того, что он нехотя спустился к краю воды. Там он, однако, остановился и принялся лениво почесываться. Они продолжали донимать его, пытаясь заставить плюхнуться в воду, но он победил в этом психологическом противостоянии, чем Масгрейв был весьма удовлетворен. Он не желал беспокоить тюленей на острове Восьмерка без крайней необходимости, и в его журнале появилась запись относительно охоты: «Поскольку меня тогда там не было, я полагаю, парни хотели немного развлечься, что стоило бы им выговора, если бы я там присутствовал».

Вероятно, парни заслуживали любых развлечений, которые только могли найти, учитывая мрачное будущее, которое их ожидало, но Масгрейв снова погрузился в депрессивное состояние. Мало того что сама по себе мысль о надвигающейся зиме приводила в уныние, скоро исполнялось полгода с тех пор, как они вышли из Сиднея, а также приближался его день рождения.

«Вторник, 10 мая 1864 года, – начинает он очередную запись в своем журнале. – Уже несколько дней я себя не очень хорошо чувствую. Сегодня у меня была жуткая головная боль, но поскольку она уже прошла и в воскресенье я, вопреки обычаю, не писал, то сегодня вечером я уделю этому немного времени. К тому же сегодня мой день рождения (тридцать второй). Несколько лет назад я взял себе за правило в этот день распивать бутылку хорошего старого портвейна за здоровье своей матери».

В тот раз ему пришлось произносить тост в ее честь, довольствуясь кружкой с пивом из сахарника.

«Оно не очень хорошее, но все-таки лучше, чем просто вода».

За окном, по его словам, дул сильный северо-западный ветер с дождем, что помогало ему быть в должной степени признательным за те блага, которыми он был наделен. Масгрейв сидел возле очага с жарко потрескивающим огнем в теплом удобном доме, построенном им со своими людьми, переваривая ужин из зажаренной свежей тюленины… совершенно не подозревая, что в двадцати милях к северо-западу от уютного Эпигуайтта большой шотландский корабль «Инверколд» с прямым парусным вооружением напоролся килем на рифы у острова Окленд, растеряв свой экипаж в ледяной мгле ночи.

888-тонный «Инверколд», направлявшийся в Южную Америку, вышел из Мельбурна 3 мая 1864 года; он совершал второй переход своего первого рейса с экипажем в двадцать пять человек и без пассажиров. Поскольку судно предполагалось загрузить в Кальяо удобрениями, то оно шло ничем не нагруженным, кроме балласта, и было достаточно легким, чтобы плохо слушаться руля. А его железные мачты и стальная оснастка вместо дерева и канатов, что в то время было обычным явлением, впоследствии сыграли свою губительную роль.

Когда судно покидало Мельбурн, стояла ясная погода, но в первую ночь порывистый ветер принес ливень со снегом. Тем не менее на корабле все шло своим чередом, первым делом, среди прочего, на кат-балках был поднят якорь и закреплен на баке, затем убраны якорные цепи. Это записал двадцатитрехлетний матрос Роберт Холдинг, который подобно Франсуа Райналю провел несколько лет на австралийских золотых приисках, где зимой занимался старательством, а летом управлял паровой молотилкой. Холдинг был прирожденным странником, но теперь его целью было возвращение на родину, в Англию.

Большинство других матросов, выходцев из шотландского Абердина, были ему чужаками. Он знал имя капитана корабля Джорджа Далгарно, его первого помощника Эндрю Смита и второго – американского морехода Джеймса Махони, получившего эту должность на следующий день после отплытия из Австралии. Он знал о них совсем мало, и 10 мая, как следует из его рассказа, ему стало открываться очень многое.

Северо-западный штормовой ветер гнал корабль юго-восточным курсом сквозь плотную завесу дождя и снега. В четыре часа пополудни они, судя по данным навигационного счисления[16], были недалеко от Оклендских островов. По распоряжению капитана Далгарно были дополнительно высланы люди для удвоения числа дозорных, которые, щуря глаза, высматривали в пелене снега и тумана малейшие признаки опасности. В 19.40 впередсмотрящие крикнули, что прямо по курсу земля, и капитан Далгарно отдал приказ первому помощнику, Эндрю Смиту, лечь на правый галс, предполагая, что в поле зрения появилась юго-западная оконечность острова Адамс. Однако он катастрофически ошибся в подсчетах на двадцать миль, ибо земля, замеченная дозорными, являлась северо-западным мысом острова Окленд. Не подозревая этого, Далгарно повел корабль к одному из самых опасных побережий в Мировом океане, которое через тридцать лет другой мореход назовет «Вратами ада».

Рулевой навалился на штурвал, матросы потянули тросы, поворачивая паруса, и судно в бушующей тьме легло на южный курс. Далгарно и Смит были полностью уверены, что теперь судно пройдет стороной остров Адамс, но уже через несколько секунд дозорные закричали что есть мочи: «Земля!» По свидетельству первого помощника, «прямо по курсу опять была замечена земля».

Из моря поднимались высокие скалы. Глядя на них с ужасом и растерянностью, Смит слышал быстрые выкрики капитана, отдающего приказы брасопить[17] и разворачивать корабль в восточном направлении. В потоках низвергаемого бурей ливня со снегом корабль снова развернулся. Затем взяли севернее, одновременно форсируя[18], насколько было возможно, всеми парусами «в расчете проскочить между малым островом, который был первым замечен, и более крупным». «Однако, – продолжает Смит, – там оказалось множество скал и рифов, и мы понимали, что это очень опасно, но шли дальше, надеясь благополучно миновать этот пролив, так как знали, что другого пути выбраться отсюда не было, учитывая направление ветра. Было темно, шел проливной дождь, дул ветер ураганной силы, шли огромные волны, и любой, кто знает о том, как легкий корабль может быть выброшен на наветренный берег, поймет наши ожидания столкновения каждую минуту».