– Не говори так! Ты мне дорог так же, как Шулень. Я не могу потерять брата, как прежде потерял возлюбленную. Она не моя, а твоя суженая. Это ты должен на ней жениться. У Шулень золотое сердце, она будет тебе прекрасной женой.

Молчаливый Волк медленно кивнул и разлил вино по чашам:

– За счастье Шулень!

Они осушили чаши и разошлись: каждый пошёл своим путём…

Всё это Шулень узнала от Мубая гораздо позже.

– А вскоре после того Молчаливый Волк пал от руки одного сумасшедшего мастера по прозвищу Адский Дай, – рассказывал он. – Тот нагонял ужас на всю округу, даже городские власти его боялись и не перечили ему. Он нагло попирал императорские законы, сам став, по сути, местным царьком. Молчаливый Волк вызвался прекратить эти безобразия: там, где спасовало правосудие, должен был помочь меч. Взяв клинок, он встретился с Адским Даем на Орлиной скале. Дай обманул его, тайно взяв себе в подмогу других воинов…

Это случилось именно здесь. Здесь, на Орлиной скале, Адский Дай убил Молчаливого Волка. Глядя, как Ван-Мул набивает пузо, Шулень вспоминала тот день, когда Ли Мубай привёз ей сломанный меч её суженого…

– Я не мог его спасти, – сказал он, рухнув перед ней на колени, и тогда её душа разорвалась пополам.

Но несмотря на ужасную весть, в ней вспыхнула новая надежда. Однако Ли Мубай покачал головой:

– Я поклялся, что не женюсь на тебе, и сдержу своё слово.

– Решение о помолвке принимал не ты, – возразила Шулень. – И я не товар, который покупают и продают на рынке за низку монет.

Однако он оттолкнул её руку, хотя после долгих лет своих странствий едва удерживался, чтобы не заключить девушку в объятья. Он всей душой наслаждался её присутствием, как старик, греющий на весеннем солнце дряхлые кости.

Прошли годы. Шулень приглядывала за отцовскими делами, пока тот охранял путников, путешествовавших по диким местам. Семейное дело процветало, Шулень стала пользоваться уважением людей за свою честность и стойкость перед лицом жадных чиновников. Однажды к ней пришёл Ли Мубай и с порога объявил:

– Шулень, я должен кое-что сказать тебе.

– Ну, говори. – Она пристально посмотрела на него.

Он замялся, его щёки покрылись румянцем, как в первый день их знакомства, и она с тоской поняла, о чём пойдёт разговор.

– Одинокий, я брожу по свету. Сражаюсь с негодяями и медитирую в горах… Но мне кажется, кто-то плачет обо мне, зовёт меня вернуться в мир… – Он взглянул на неё, ища поддержки, но Шулень, горюя о долгих годах, проведённых в одиночестве, не собиралась ему помогать. Она сурово смотрела на Мубая, не желая открываться ему.

– Чувствуешь ли ты то же самое, что и я? – спросил он.

Она покачала головой. Теперь её пугала мысль о том, чтобы принять его любовь.

– Что мы можем дать друг другу, Мубай? Мы оба – воины, завтра мы можем погибнуть.

– Тем более нужно принять нашу судьбу, – возразил Мубай.

– Хотела бы я, чтобы это было возможным, – произнесла Шулень, накрывая его руку своей. – Но умоляю тебя, не проси меня больше об этом.

Мубай кивнул и подчинился. Он не повторял своих слов, даже когда она сама отчаянно желала, чтобы он нарушил своё обещание. А к тому времени, когда Мубай погиб, было слишком поздно что-то менять…

Все эти воспоминания окружили Шулень, когда она сидела с болтливым возчиком у подножья Орлиной скалы, а ветер уносил к звёздам искры костра. Она припомнила, как держала в руках обломки меча Молчаливого Волка…

…Шулень отнесла сломанный меч отцу.

– Он мёртв, – сказала она.

Отец относился к Молчаливому Волку как к сыну. Он взял в руки обломки и крепко их сжал. Через долгое время он произнёс:

– Его отец не переживёт это. – Голос был хриплым от горя. – Кто это сделал?

– Адский Дай.

Отец покачал головой. Прежде он никогда не слышал этого имени.

– Он был монахом в Шаолине, – объяснила Шулень. – Но его изгнали оттуда за колдовство.

Отец кивнул. Он был слишком стар, чтобы бояться. Забрал обломки и ушёл…

«Нас ведут наши потери», – мелькнула мысль. Шулень вздрогнула и посмотрела вокруг. Ей вдруг почудилось, что с вершины Орлиной скалы на неё смотрит призрак Молчаливого Волка. Она протянула руки к огню. Ван-Мул сидел как ни в чём не бывало. Он облизал пиалу и сыто рыгнул.

– Ночь будет холодной. Вот тут-то и пригодятся мои мешки: на них вам будет тепло спать. Пойду-ка принесу парочку.

* * *

Они встали на рассвете. Пони споро рысил по петляющей вниз дороге, которая вела к Пекину. Шулень пристально смотрела перед собой, туда, где возвышались городские стены. Мало-помалу она начала различать за ними башни и крыши дворцов.

Но едва они спустились на равнину, город скрылся за деревьями. Потянулись изукрашенные арки, отмечающие расстояние, оставшееся до Пекина. И чем ближе к столице, тем затейливее становились узоры, изображавшие то знаменитых учёных, то благодетельных вдов, то любящих сыновей.

Наконец, они приблизились к развилке: одна дорога вела прямиком в столицу, другая – в обход, через берёзовую рощу к подножью холмов.

– Я всегда езжу этим путём, – подмигнул возчик, повернувшись к Шулень. – Там нет сборов. И ещё там очень красиво в это время года.

Шулень выглянула из повозки. Землю устилала бронзовая берёзовая листва. Казалось, что роща светилась бледным таинственным светом, – это блестела роса на паутине.

– Немногие знают эту дорогу. Дальше – деревня. В ней мы переночуем, а завтра утром вы отправитесь во дворец князя. Конечно, там и постели помягче, и еда получше, но в деревне тоже совсем неплохо. И клопов нет, не то что в городе. А ещё там есть одна женщина… Oна держит пруд с сомами. Выбираете одного, они его ловят, топая и хлопая, раз-два! – и на вашем подносе уже горячая сомятина!

Похоже, Вану-Мулу очень хотелось там переночевать. Шулень бы не удивилась, если та женщина предлагала усталым возчикам не только сомятину. Начали сгущаться сумерки. Ван-Мул затянул какую-то похабную деревенскую песенку, а Шулень поудобнее устроилась на мешках и попыталась уснуть.

Они остановились у реки напоить лошадь, после чего продолжили путь. Быстро темнело, поднимался ночной ветер. Они слышали, как он шелестит листвой на верхушках деревьев. Однако в самой глубине леса было прохладно и тихо. Даже слишком тихо, по мнению Шулень. Она резко выпрямилась. Внезапно раздался крик, повозка вильнула в сторону и опрокинулась. Ван-Мул упал. Шулень отбросила придавившие её мешки и выскочила наружу.

Из густых папоротников выступили мужчины, одетые во всё чёрное. В руках у них были дубины и ножи. Они окружили Шулень. Их было слишком много для неё одной. Она ударила одного в горло, поймала чьё-то запястье и сломала его о колено. По-видимому, они не слишком сильны в боевых искуствах.