а потом приходит такой хозяин жизни, и говорит, что ты не просто пустое место, а ещё меньше.

— Вот сволочи, — невольно вырвалось у Берта. — Наши всё-таки чудо предлагают…

Но Айрин не поддержала.

— Падлы ещё большие, — фыркнула она. — Типа ты можешь отказаться, но кем будешь, если откажешься? Да, сдохнешь где-то на куличках хрен знает за чьи пряники, назад дороги нет, и не говори, сука, что тебя не предупредили, но как будешь дальше жить, если откажешься? Если дорогой тебе человек умрёт, потому что ты не захотел умирать? Шантаж и манипуляторство, вот как это называется.

От неожиданности Берт на пару минут потерял дар речи. Да как она вообще может сравнивать?!

— Когда я готовилась сюда, я малость узнала йорнов, Берти, — продолжала Айрин, пользуясь онемением приятеля. — Говорила с ними, жила среди них. Они… В общем, им тоже несладко. Они тоже выживают, как и люди. Можешь говорить, что я неправа, но я видела своими глазами. Гелы оставляют им крохи, они держатся стеной, чтобы выжить. Йорны жестоки с людьми, но и со своими — не меньше.

— Жестокость есть жестокость, — тихо сказал Берт. — Её нельзя оправдать. Тебе рассказали и показали только то, что выгодно, и…

— Посельчане — наши друзья, — перебила Айрин, тоже понизив голос, — они были к нам добры и милосердны. Но тот же Сэм выгонит на мороз любого, кто захочет жить не по его правилам.

— Правила общины — правила выживания. И…

— Йорны тоже хотят жить, Берти. И хотят остаться собой. Это преступление — быть собой?

Вопрос повис в воздухе, как низкое закатное солнце, чей свет был заметен только благодаря черноте теней.

— За чужой счёт — да, — тихо сказал Берт. — Йорны ничего не создают, только ищут способы отобрать.

Айрин отвернулась, дёрнув плечом, и он осёкся, замолчал.

… Тянулись, переплетаясь, ветви великого Древа. Зелёные, красные…

Слишком много противоречий. Слишком много на него одного.

Ужин прошёл в молчании, не враждебном, но каком-то отстранённом.

*

— Откуда это? — голос Айрин дрогнул. Она непривычно неуверенным движением взяла из жестяной миски коричневатый, пропитанный тягучим мёдом кусочек пчелиного воска и лизнула. Зажмурилась от удовольствия.

— Сменял, — коротко ответил Берт, любуясь девушкой. — На сахар. Ну, ещё из тех запасов.

Брови Айрин взлетели под короткую чёлку, а глаза распахнулись так широко, что заняли половину лица. Берт не выдержал, рассмеялся.

— У пчёл на рассвете что-то вроде поверки или армейского построения, — пояснил он. — Если затемно подобраться поближе к улью, то в эти минуты можно поживиться мёдом. Ясное дело, надо быстро и не жадничать.

— Но сахар взамен ты оставил?

— Обязательно.

Айрин запихала кусок соты за щеку, облизала сладкие губы.

— Спасибо, Берт. Это самое вкусное, что я когда-нибудь пробовала.

Берт, обхватив колени руками, смотрел, как она жуёт. Покусанная её щека уже почти не отличалась от уцелевшей, а неприятный осадок от вчерашней размолвки растворился без следа. Гелы и йорны казались персонажами старых сказок.

*

К полудню они вышли к реке. Лес неожиданно кончился — будто обрезало кромку огромным ножом. У Берта ёкнуло сердце: вдруг почему-то показалось, что сейчас, буквально ещё шаг — и обрыв. Но нет. Большая поляна перешла в пологий травянистый берег. Довольно широкая и медленная равнинная река чинно несла тёмную воду, похлюпывая в камышах мелкой волной.

— Хорошо-то как, божечки! — завопила Айрин, шлёпаясь в густую, едва начавшую желтеть траву. — Задрал меня уже твой лес, Берти!

Берт, улыбаясь, сел рядом с ней. В лесу ему было надёжнее, хотя последний суточный переход дался трудно. В лесу он забывал, что тело — чужое, ущербное, непослушное. Не думал об этом. Лесу что гел, что человек, что птаха малая — одна цена. Он всех прокормит и приютит, царственно не заметив расходов, но неосторожного погубит с таким же равнодушием.

Зато Айрин так радовалась…

— По воде звук хорошо расходится, — сказал Берт. — Давай потише, а?

— Параноик хренов, — фыркнула Айрин, гибко потягиваясь. — Нету тут никого. Жаб разве что распугаю. Не знаю как ты, а я — купаться. Неделю не мылась, коростой уже заросла вообще по брови.

Она вскочила на ноги, будто совсем не устала, потянула с себя верхнюю толстую рубаху.

— Не подглядывай, — сказала, не оборачиваясь.

Берт покраснел и быстро отвернулся.

— Или подглядывай, — хихикнула Айрин. — Мне пофигу. Я-то у тебя всё видела.

Берт слышал, как сброшенная одежда шуршит по траве. Голову словно магнитом тянуло в ту сторону. Не удержался, обернулся. Успел увидеть блеск влажной от пота смуглой кожи, удивительно гармоничную линию изгиба женского бока и хитрый, весёлый взгляд карих глаз поверх плеча. Айрин тоже обернулась, чтобы проверить — подглядывает или нет.

Айрин откровенно захохотала без всякого смущения, а Берт уткнул лицо в ладони, давясь стыдом и смехом. Девушка с визгом — куда там потише! — вбежала в воду, так что брызги долетели до Берта.

Берт чувствовал, как горят щёки, и — невероятное счастье. Может, он действительно параноик, и надо расслабиться, пока они одни в этом прекрасном мире.

Да, и не забыть нанести на карту последний переход и реку.

*

Мир улыбался самым приветливым образом. Речная, в меру прохладная вода смыла с Берта усталость и пыль, солнце согрело и высушило. Похлёбка из грибов, сушёного мяса и дикой моркови, обнаруженной тут же, на поляне, удалась. Берт гордился: взятые из посёлка припасы расходовались медленно, поскольку он, бывший гел, всегда находил что-нибудь съедобное в живой природе. Выучился-таки, не забыл ничего, не перепутал.

А на открытом пространстве и без лишних глаз наконец-то можно заняться делом.

— Это что за хрень? — Айрин бесцеремонно ткнула пальцем в уже собранный медный обод.

— Этой хренью мы ночью проверим, где находимся и куда движемся, — рассеянно ответил Берт, отводя её руку. — Древний прибор, надёжный, как каменный молоток. Астролябия называется.

Она присвистнула не то восхищённо, не то недоверчиво.

— А что, компаса мало? И Стёпиного индикатора?

— Мало, — вздохнул Берт. — Не то. Перед тем, как извести детали на сигнализацию, Стас и Гриша провели для меня кое-какие замеры, но честно предупредили, что точности приборов не хватит для однозначного ответа на мой вопрос.

— А что ты спрашивал? — Она села совсем рядом, блестя любопытными глазами.

— Паола — это Земля или нет. Астролябия, по идее, должна знать больше. По звёздному небу мы узнаем место и время. Судя по характеру флоры и фауны, это северное полушарие. Проекция лапок вот этого паучка на вот этот блин покажет… Да что за чёрт?..

Астролябия не собиралась. Отсутствовала половинка круговой шкалы с точной разметкой градусов, без которой вся