Отставив булаву, Мартин огляделся. В утреннем сумраке повсюду слышалось пение литании, многие молились, преклонив колени у походных алтарей. Сейчас крестоносцы просили Всевышнего проявить к ним милость, ибо кто знает, что принесет новый день.

Все же эти воины поражали Мартина своим воодушевлением. Хотя чем тут воодушевляться? Ведь после того, как войско вступило в сырую, изнуряюще душную землю Шаронской долины, кроме жары и нападок сарацин, крестоносцев стали тревожить и другие напасти: москиты, тарантулы, рычащие в зарослях львы, от голоса которых бледнели даже самые решительные вояки. Увидели они и огромных, ужасных обликом крокодилов. Прошлой ночью, во время остановки у речки, какую называли Крокодиловой, одну из прачек, толстуху Кло, утащило это жуткое чудовище, и воины потом еще долго не могли успокоиться. Женщина была немолода и непривлекательна – только таких Ричард позволил взять с собой в поход, дабы не наводить воинов на греховные мысли, – но порой солдатам так нужны ласковое женское слово, участие, забота. Так что о толстухе Кло в войске искренне горевали, молились о ее душе… и о своих, так как крокодилы вызвали у воинов ужас и омерзение. Но вот настал новый день – и крестоносцы снова были полны надежд, воспрянули духом и готовились идти далее.

Да, несмотря на все трудности, эти люди верили, что страдания и опасности ниспосланы им, чтобы испытать их на стойкость и выносливость. Священники уверяли, что путь к Христу – это умение найти смирение внутри себя и принять все, что дается Господом, без роптания. Непростое испытание, но Мартин видел, что эти решительные воины справляются: не жалуются, среди них практически нет дезертиров, зато есть цель, ради которой они готовы вынести все, что угодно. Они были едины в этом, и единство делало их несокрушимой силой. Но Мартин не считал себя одним из них. Спрашивается, что он тут делает? Ведь его ждет невеста!

Странно, но в последнее время мысли о Руфи тут же наводили его на воспоминания о Джоанне. Мартин надел шлем и сквозь прорези поглядел туда, где покачивались на волнах многочисленные корабли флота крестоносцев. Он узнал, что на одном из них находится трофей Ричарда – киприотская царевна. А с ней знатные дамы ее свиты. Неужели и англичанка там? По крайней мере после рассказа Эйрика о встрече с Джоанной Мартин вполне мог такое предположить.

Эйрика он увидел буквально через пару минут. Рыжий приближался, ведя под уздцы двух лошадей – своего бурого и Персика для Мартина.

– Арсуф, – негромко произнес Мартин, поправляя подпругу у саврасого. – Это по пути, и оттуда мы уедем, оставим поход.

Покрытое рыжей щетиной лицо Эйрика расплылось в улыбке.

– Ну, наконец-то!

Но, оглядевшись по сторонам, он посуровел.

– Они-то, конечно, славные парни, эти воины Креста, и хорошо держатся, клянусь воинственным Тором. Однако это не наша война, малыш. Так что… Но почему, собственно, Арсуф? Может, прямо сейчас? Пришпорим коней и…

Он улыбнулся, но тут же умолк, встретив устремленный на него сквозь прорези в шлеме взгляд Мартина – ироничный, почти насмешливый. Неужели простодушный Эйрик сам не понимает? И рыцарь повел рукой вокруг себя.

В стане крестоносцев царила привычная перед выступлением суета: складывались и упаковывались шатры, облачались в доспехи рыцари, седлались лошади, пехотинцы выходили в строй, набрасывая на плечо ремни своих огромных каплевидных щитов. Скоро по знаку трубы́ все тронутся в путь, будут двигаться по побережью плотной массой, не размыкая строй, только редкие конники-дозорные время от времени станут проноситься вдоль всей колонны, передавая распоряжения или следя, где может понадобиться помощь. И при этом порядке Мартину с Эйриком не так-то и просто будет оставить войско. Учитывая еще, что вокруг шныряют с луками наизготовку бедуины Салах ад-Дина, готовые поразить любого, кто удалится от колонны. Да и крестоносцы будут удивлены, если начальник конницы иерусалимского короля вдруг помчится невесть куда со своим оруженосцем. А Эйрик уже должен понимать, какие превосходные у крестоносцев стрелки.

– В Арсуфе Ричард рассчитывает дать войску передохнуть пару дней, – стал пояснять рыжему Мартин. – Значит, люди будут отвлечены лагерными хлопотами и не станут за нами приглядывать. Понятно? Ну а пока запасись галетами и питьевой водой – на первое время после нашего исчезновения они очень пригодятся. Сейчас луна только родилась, света достаточно, чтобы мы видели путь, но недостаточно, чтобы заметили, как мы уедем. Да и для сарацинских наблюдателей темновато, чтобы была вероятность попасть стрелой во мраке в двух скачущих вдоль моря всадников. Мы же доберемся до Кесарии, где Ричард оставил гарнизон крестоносцев, наплетем им что-нибудь, мол, гонцами едем. Может, и лодку удастся взять, чтобы выйти в море, – в Кесарии их хватает. Ну а там…

– И понесут нас ветры перемен! – воодушевленно подхватил Эйрик.

Мартин похлопал его по плечу.

– Ну, старина, ветры перемен нас носят всю жизнь.

Наверное, уже пора найти тихое место, не так ли?

– Ну, это как Ашер…

– Ашер – мой должник. И сдержит слово.

Правда, было еще кое-что, что волновало Мартина. За время похода он сблизился с королем Гвидо, который оказался неплохим господином, всегда заботящимся о своих людях, и внимательным, приятным собеседником. Но, как полководец, он совершенно не разбирался в военной жизни, поэтому Мартину то и дело приходилось давать ему советы, подсказывать приемлемые решения. У Гвидо хватало ума слушать и быть благодарным за подсказки. Как же он теперь обойдется без своего Фиц-Годфри, когда того не станет?

– Кто поддержит Лузиньяна, когда я уеду? – вслух рассуждал Мартин, будто советуясь с озадаченно взиравшим на него Эйриком. – Во всяком случае с ним будут Ибелин и Конрад Монферратский. А они опытные воины, привычные к походной жизни. Подскажут, если понадобится.

– А ты уже к Гвидо в няньки заделался, – вскакивая на лошадь, проворчал Эйрик. – И заботливый такой стал, нежный… Хоть к ране прикладывай.

Он пришпорил своего бурого, а Мартин отправился к королю Гвидо.

В этот день воинству крестоносцев предстояло преодолеть большой Арсуфский лес. До этого на их пути встречались только редкие группы пальм и фисташки, а тут местность изменилась, появились невысокие таврские дубы, росшие густо и плотно и хранившие под своей сенью неподвижный зеленоватый сумрак. Но, несмотря на тень, в лесу не было дуновения ветра, прогревшийся воздух был влажным, отчего казалось, что доспехи вместе с подкольчужницей, пропитавшись потом, слипаются с кожей. Особенно тяжело приходилось пехотинцам, тащившим на себе поклажу и тяжелые щиты. А еще и мошкара, роившаяся над уставшими людьми, забивалась в рот и нос, лезла в глаза.

– Фиц-Годфри, отчего вы не снимаете топхельм даже в лесу? – откинув со лба влажные пряди волос, спросил король Гвидо.

– Привычка, – отозвался Мартин, а сам тем временем наблюдал сквозь прорези шлема за проехавшей неподалеку вереницей тамплиеров в их белых с крестами накидках. Лица храмовников были скрыты под горшкообразными топхельмами. Один из них ехал на гнедой лошади с широкой белой полосой на морде и белыми стройными ногами. Похожих коней как раз доставляли из конюшен Незерби. Де Шампер?