– С какой стати? – донеслись из наушника доселе отсутствовавшие в разговоре злобные нотки бизнесмена. В нем заговорила неистребимая жмеринская скупость. – Давайте, я лучше предложу ему акции какой-нибудь из ваших компаний. Телефонной, например. Почему бы и нет?

– Вы не заводитесь. Я вполне не исключаю и такой формы сотрудничества. Но вы-то лично тоже на что-то рассчитываете? Объединившись с Даконто, вы сумеете на совесть засеять вашу производственную площадку приличными заказами. Наверняка их у него куры не клюют. Это все компенсирует. Подумайте, Анатоль, крутаните шариками! Вы ж, в конце концов, коммерсант, а не задрипанный компьютерный инженер! Ну и я не собираюсь уходить в кусты. Назовите сумму. Получите, не выезжая из Швейцарии. У вас же есть в каком-нибудь скромном местном банке личный счет?

– В Лихтенштейне, – неохотно выдавил из себя бизнесмен.

– И отлично. То, что вы заложите в стоимость производства игрушки, тоже ваше. Между прочим, как вам пришла в голову такая неплохая идея? Я, пожалуй, тоже подумаю о Лихтенштейне. Хотя события в этом банковском оазисе настораживают. Слишком много шума вокруг счетов всяких VIP-персон. Вы, Анатолий, все-таки будьте поаккуратнее.

Ответ я так и не расслышал. Скорее всего, последнюю фразу министра Каплунский вообще оставил без комментариев.

– После вечернего заседания пригласим его на ужин. Впрочем, лучше, наверное, пригласить до заседания. А то вдруг окажется занят. У нас с вами времени в обрез.

* * *

Рано утром я не стал валяться в постели, а сразу же отправился кататься на лыжах. Нельзя сказать, что все эти горнолыжные трассы меня увлекали. Но с другой стороны, оказавшись в этой дыре, где нормальным людям совершенно нечего делать, почему не воспользоваться «халявой» и не испытать себя на крутом снежном склоне?!

Тяжелый удар, будто несущийся на полной скорости грузовик, поймал меня где-то на середине склона. Хорошо еще, я не потерял сознания. Сначала я слышал только обрывки чьих-то фраз на английском языке.

– Метров сто, не меньше, летел. Может, и больше…

– А парень-то жив?

«Жив! Жив!» – хотел закричать я, но рот был забит снегом.

– Скорее жив, чем мертв, – неуверенно произнес кто-то из «консилиума» зевак, окруживших мое тело.

– Подайте какой-нибудь знак, сэр. Вы нас слышите?

Вместо знака я собрал все силы и выпихнул изо рта уже начавший таять снег.

– Жив…

– Вы легко отделались, – констатировал врач госпиталя, куда меня привезли на осмотр. – Вы, господин Рунце, счастливец. Надо же, такой удар, и всего лишь один вывихнутый палец! Типичный случай для человека, не умеющего профессионально стоять на горных лыжах. Вас никто не учил, как во время падения скидывать петли палок с рукавицы?

– Доктор, – как можно тверже обратился я к тщедушному старичку в пенсне, – раз у меня все цело и нет сотрясения мозга, то мне надо еще успеть на заседание симпозиума.

* * *

Судя по всему, о моем скандальном падении участники симпозиума уже были наслышаны.

– Рады видеть вас в добром здравии, коллега Рунце, – приветствовал меня председательствующий. – Не уверен, господа, что горнолыжный спорт нам по зубам. За два дня уже третий случай, когда наш коллега становится жертвой соблазна этих гор. Предлагаю при выборе места проведения следующих наших дебатов это учесть. Лично я не имею ничего против моря.

– Тогда надо запретить выдавать акваланги, – громко пошутил кто-то из зала. – А то дайвинг в последнее время тоже вошел в моду.

Я оглянулся на шутника, и мой взгляд случайно наткнулся на Каплунского. Он сочувственно и, как показалось, искренне покачал головой. Стало быть, происшествие здесь уже обсудили. Вот и хорошо, появился прекрасный повод познакомиться. Казахстан – почти Россия, не в обиду казахам будет сказано. Найдем общий язык. Кстати, а где Невман? Я обнаружил его в президиуме и успокоился. Наверняка и эта «шишка» найдет время выразить сочувствие. Представляю, как бы все они тут развеселились, если б с их коллегой случился летальный исход. Наверное, почтили бы память вставанием. Какое ни есть, а все же событие на однообразном местном фоне.

В перерыве между заседаниями я пошел в туалет и там спиной ощутил, что на меня что-то медленно надвигается…

Продолжать тупо стоять у писсуара бессмысленно. Обернуться? Значит, открыто показать, что чего-то опасаешься, а это совершенно не вписывалось в мою тщательно отработанную легенду. Чего, скажите на милость, может бояться представитель посткоммунистического Казахстана, приехавший на международный форум в такую безопасную и тщательно вылизанную страну, как Швейцария? Ни-че-го!

С другой стороны, все эти мои здравые построения в мгновение ока могут оказаться совершенно бесполезными, если некто сейчас огреет тяжелым предметом по голове. Вот тебе и вся безопасность страны навязчивого комфорта. Пора на что-то решаться. И, придав лицу смущенное выражение, слегка повернул голову. Ко мне, на ходу расстегивая ширинку, вальяжно приближался Каплунский собственной персоной. Неужели ему тоже просто захотелось пи-пи?

– Для этих нескончаемых заседаний надо иметь не мочевой пузырь, а метеорологический зонд, – удачно пошутил он.

– Хорошо хоть, что туалет под боком, – попытался я поддержать ненавязчивый гигиенический треп.

– Они мастаки во всем, особенно когда речь идет о комфорте. Но как быть с душой? На дворе морозно, и душа русского человека просит… – Каплунский не довел до конца мысль. – Вы, правда, кажется, нерусский? Впрочем, как и я, хотя говорим на одном языке.

– Если исходить из страны, которую здесь представляю, получается, что я казахский.

– Ха-ха-ха!

Каплунский пришел в полнейший восторг от моего намека на его изначальную национальную принадлежность и громко расхохотался. Да, времена быстро меняются, лет двадцать тому назад ему было бы совсем не до смеха.

– Вижу, мы прекрасно понимаем друг друга. Не к туалету будет сказано, однако милости прошу вечером в нашу небольшую компанию! Кстати, как вы себя чувствуете после этой дикой утренней истории? Извините, надо было сразу поинтересоваться.

– Спасибо. Могло быть хуже.

Будто старые знакомые, мы вместе вернулись на заседание.

Отец заводного компьютера Даконто в этот день ни на трибуне, ни в зале так и не появился. Возможно, он еще не прилетел, но я не дергался, поскольку сам по себе, без Невмана и Каплунского, он меня мало интересовал. Мне важно было понять, какая интрига разворачивается за кулисами нашумевшего ноутбука. А сближение с «коллегами» из России являлось безупречной отмычкой к этому.

Когда я наконец добрался до гостиницы и направился было к лифту, портье крикнул вдогонку:

– Мистер Рунце, вам тут письмо.

Что бы это могло значить? Я с любопытством вскрыл конверт, в котором оказался всего лишь счет из больницы. Поняв по моему разочарованному лицу, что чаевых не будет, портье тут же потерял ко мне всякий интерес.