Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 21 22 23 24 25 26 27 28 29 ... 40
Перейти на страницу:

– А названия? – сказала Элизавет.

(Картины назывались «Это мужской мир I» и «Это мужской мир II».)

Преподаватель покраснел как рак.

– Разве женщины тогда изображали что-нибудь подобное? – спросила Элизавет.

Преподаватель захлопнул каталог и снова прокашлялся.

– Почему мы должны предполагать, что здесь важен гендер? – спросил преподаватель.

– Обычно я тоже задаю себе этот вопрос, – сказала Элизавет. – На самом деле я пришла сегодня к вам для того, чтобы изменить название своей диссертации. Мне хочется поработать над репрезентацией репрезентации в творчестве Полин Боти.

– Это невозможно, – сказал преподаватель.

– Почему? – сказала Элизавет.

– По Полин Боти слишком мало материала, – сказал преподаватель.

– Я так не думаю, – сказала Элизавет.

– Почти никакого критического материала, – сказал он.

– Это одна из причин, по которой, на мой взгляд, и следовало бы этим заняться, – сказала Элизавет.

– Я ваш научный руководитель, – сказал преподаватель, – если я говорю, что материала нет, его действительно нет. Вы зайдете в тупик, и придется лить воду. Я ясно выражаюсь?

– Тогда я напишу заявление, чтобы мне дали другого руководителя, – сказала Элизавет. – Можно решить этот вопрос с вами или я должна обратиться к начальству?

Спустя год Элизавет уехала на пасхальные каникулы домой. Мама как раз подумывала о переезде, возможно, на побережье. Элизавет выслушала все варианты и подробно изучила информацию о домах в Норфолке и Саффолке, присланную агентами по недвижимости.

Уделив достаточно времени обсуждению жилья, Элизавет спросила о Дэниэле.

– Отказывается, чтобы ему помогали по дому, – сказала мама. – Отказывается от «обедов на колесах». Не позволяет никому заварить чашку чего-нибудь, постираться или поменять постель. В доме стоит смрад, но если зайти и предложить какую-то помощь, он тебя усадит, а потом сам заварит чашку чая – и слышать не желает о том, чтобы кто-нибудь делал это за него. Девяносто, если не больше. Он уже не справляется. Последний раз я выловила из чая, которым он мне угостил, дохлого жука.

– Просто зайду повидаться, – сказала Элизавет.

– А, здравствуй, – сказал Дэниэл. – Входи. Что читаешь?

Элизавет подождала, пока он заварит ей чай. Потом достала из сумочки каталог выставки, найденный в Лондоне, и положила на стол.

– Когда я была маленькой, мистер Глюк, – сказала она, – не знаю, помните ли вы, но когда мы гуляли, вы порой описывали картины, и вот мне, кажется, наконец удалось увидеть некоторые из них.

Дэниэл надел очки. Раскрыл каталог. Покраснел, а потом побледнел.

– О да, – сказал он.

Он полистал книгу. Его лицо загорелось. Он кивнул. Покачал головой.

– Правда, хорошие? – сказал он.

– По-моему, просто блестящие, – сказала Элизавет. – Выдающиеся. И очень интересные тематически и технически.

Дэниэл повернул к ней картину: синие и красные абстрактные фигуры, черные, золотые и розовые круги и кривые.

– Помню эту очень отчетливо, – сказал он.

– Я заинтересовалась, мистер Глюк, – сказала Элизавет, – из-за наших с вами разговоров: вы так хорошо знали эти картины. То есть десятки лет они считались утерянными. На самом деле их недавно открыли заново. И никому в мире искусства, насколько я могу судить, о них не известно, кроме людей, знавших ее лично. Я пошла в галерею, где эти картины выставлялись лет семь-восемь назад, и познакомилась с женщиной, которая знала другую, которая немножко знала Боти, и она сказала, что эта ее знакомая до сих пор льет слезы в три ручья, почти сорок лет спустя, вспоминая свою подругу. Поэтому я заинтересовалась. Мне пришло в голову: а может, вы тоже знали Боти?

– Ну и ну, – сказал он. – Погляди-ка.

Он все еще рассматривал голубую абстракцию под названием «Гершвин».

– Только теперь узнал, как она называлась, – сказал он.

– Когда смотришь на ее фотографии, – сказала Элизавет. – Она была невероятно красивой… У нее такая печальная судьба… Ну и потом печальная судьба, которая после ее смерти постигла ее мужа, а затем и дочь – трагедия на трагедии… Так невыносимо грустно, что…

Дэниэл поднял руку, чтобы она замолчала, потом другую – обе руки, поднятые и прямые.

Молчание.

Он вернулся к книге на столе между ними. Открыл картину с женщиной, состоящей из пламени, и ярко-желтую абстракцию напротив – красные, розовые, голубые и белые цвета.

– Погляди-ка, – сказал он.

Он кивнул.

– Они и впрямь незаурядные, – сказал он.

Он перевернул все страницы одну за другой. Потом захлопнул книгу и положил обратно на стол. Взглянул на Элизавет.

– В моей жизни было много мужчин и женщин, на любовь которых я рассчитывал, любви которых желал, – сказал он. – Но сам я так любил только раз. И влюбился не в человека. Нет, вовсе не в человека.

Он постучал по обложке книги.

– Можно влюбиться не в человека, – сказал он, – а в его взгляд – в то, как этот чужой взгляд позволяет тебе увидеть, где ты находишься, кто ты такой.

Элизавет понимающе кивнула.

Не в человека.

– Да, дух 60-х… – сказала она.

Дэниэл снова остановил ее, подняв руку.

– Нам остается надеяться, – продолжил Дэниэл, – что люди, которые любят и хоть немножко знают нас, увидят нас в конце правдиво. В самом конце – остальное не так уж важно.

По всему ее телу побежал холодок, словно протирая его до полной прозрачности: так чистильщик протирает мыльное окно сверху донизу резиновым валиком.

Он кивнул – скорее комнате, чем Элизавет.

– Только за это и несет ответственность память, – сказал он. – Но, конечно, память и ответственность незнакомы друг с другом. Они чужаки. Память всегда следует собственной дорогой, несмотря ни на что.

Возможно, со стороны казалось, что Элизавет слушает, но в голове у нее раздавался пронзительный свист, а циркулирующая по сосудам кровь заглушала все прочие звуки.

Не человека.
Дэниэл не…
Дэниэл никогда…
Дэниэл никогда не был знаком…

Она выпила чай. Извинилась. Оставила книгу на столе.

Он приковылял вслед за Элизавет в прихожую и протянул каталог, пока она отпирала входную дверь.

– Я оставила нарочно для вас, – сказала она. – Подумала, вам, возможно, понравится. Мне она больше не пригодится. Я защитила диссертацию.

Он покачал старой головой.

– Оставь себе, – сказал он.

1 ... 21 22 23 24 25 26 27 28 29 ... 40
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?