Ну вот опять! Сначала страх, что могут избить или даже выпороть, теперь же возникли опасения иного рода. Как можно уследить за каждым словом? А промолчишь – тоже ведь достанется. Скажут, слишком нелюдим, наверное, копит злобу на кого-то… Однако от этих размышлений нашему герою ничуть не легче, могу представить себе его состояние: кругом враги, даже родной отец выступает в роли строгого начальника. А если уж говорить о том, что тогда творила власть… Впрочем, именно тогда у Юрия не возникало никаких претензий к тем, кто распоряжался судьбами, наградами и производил аресты.

И все же, вопреки упомянутым печальным обстоятельствам, юному Герману даже в юности удавалось побеждать:

«Я ухаживал за девочкой, у которой уже был мальчик. Так вот этот мальчик «держал» весь Невский проспект. Естественно, он запретил мне с ней встречаться. И мы дрались так, что после драки меня прислонили к двери моей квартиры, поскольку стоять я не мог. Но девочка ушла ко мне, с ней мы еще дружили года полтора».

Что стало с этой девочкой и почему в итоге разошлись, история умалчивает. Наверное, объявился мальчик посильнее. Ну а Герману всю оставшуюся жизнь пришлось доказывать то, во что поначалу мало кто поверил, вот разве что та неизвестная нам девочка.

Впрочем, Елизавета Даль, в девичестве Апраксина, а ныне вдова известного актера, считает, что уже в школьные годы Алексею Герману удалось прочно встать на ноги и утвердить свое физическое превосходство:

«Лешка Герман, оказывается, был влюблен в меня с восьмого класса. Мы как-то встретились с ним в Доме творчества в Репине, и он признался: «Знаешь, весь восьмой класс у меня прошел под девизом «Лиза Апраксина». Но однажды ночью, возвращаясь домой, увидел, как на канале Грибоедова ты целовалась с Селиком. Я не бросился в воду только потому, что там плавают какашки». Он никому не сказал об этом, даже отцу. Лешка был известным «авторитетом» в своем районе, жил недалеко, на Марсовом поле, и часто мне важно говорил: «Лиза, если кто будет приставать, скажи: «Сейчас Лешика позову», и от тебя тут же отстанут».

Как-то незаметно годы беззаботной юности минули, хотя совсем уж безоблачной юность Алексея Германа не назовешь. Однако, как бы то ни было, пришла пора выбирать себе профессию. И вот Алексей Юрьевич надумал стать врачом. При этом следует учесть, что мама тоже врач, так что со временем могла бы получиться врачебная династия. Но почему же не сбылось?

«Хотел поступать на медицинский, но шансов у меня не было. Ничего не понимал в химии. Лучшие умы надо мной трудились, но все без толку».

Должен признаться, что химию я тоже не любил. Тупое заучивание формул всяких там реакций, химических превращений – нет, это не для человека с моим складом ума. Вот и Алексей Герман в этом деле отнюдь не преуспел. И это при всем при том, что желание стать врачом у него было, да и мамины коллеги могли бы поддержать. Но не сбылось – отец придерживался иного мнения: «Он был автором того, что я стал шумовиком в театре, это довольно редкое дело. Тогда пригласили Мишу Козакова, он отказался. А я согласился и с удовольствием стал в Большом драматическом театре, где я потом служил, изображать разные звуки… В массовках бегал. В театре были так довольны мной, что взяли на гастроли в Одессу, хотя я был еще восьмиклассник».

Вот на это обстоятельство, а именно на то, что в театре Алексей был шумовиком, я хотел бы обратить внимание – к шумовым эффектам в его фильмах мы еще вернемся. Однако сейчас расскажу вам о другом – о том, что предшествовало выбору профессии, но, несомненно, оказало на юного Германа влияние: «Мальчишкой, еще учась в школе, подвизался статистом в БДТ. Во «Флаге адмирала» матросом бегал, в пьесах Островского в каких-то зипунах ходил… Это было не ради заработка – я рос в благополучной писательской семье, просто мне было интересно. В театральном институте, куда поступил сразу после десятилетки, поставил «Обыкновенное чудо» Евгения Шварца. А после вуза естественно оказался в БДТ у Товстоногова».

Но прежде предстояло поступить в этот самый театральный институт, к которому, как мы знаем, душа сына писателя явно не лежала. Видимо, у Алексея Германа были на сей счет серьезные сомнения, мол, ну какой же из меня артист? На определенном этапе пришлось подключить к этому делу и родителей: «Легко прошел три тура. Оставалось только собеседование, с которого я должен был уж точно вылететь. Мама кинулась к своей давней подруге Ольге Федоровне Берггольц. Они вдвоем побежали к Козинцеву, потом – к Вивьену. И когда я пришел на собеседование, вся комиссия встретила меня практически с объятиями: «Как, вы сын Юрия Германа?!» Вот так и прошел, как «папин сын».

Чему тут удивляться? Еще один «блатной», да мало ли их и в наше время. В конце концов, был бы из недоросля толк, а остальное в общем-то не столь существенно. Тут надо еще пояснить, что народный артист СССР Леонид Вивьен в ту пору заведовал кафедрой режиссуры в Ленинградском театральном институте. Но прежде чем перевернуть эту страницу жизни будущего кинорежиссера, я не могу удержаться от того, чтобы еще раз не вернуться к собеседованию, уж очень своеобразно описал его Алексей Герман в другом своем интервью:

«Прошел три тура, потом пошел на четвертый, где сидела большая комиссия под председательством папиного друга Григория Козинцева. Когда я вошел, он сказал: «Боже мой, и голос тот же! Да вы что, с ума сошли? Ну как можно не брать его?! Мальчик, а это что за картина?» – «Боярыня Морозова», – говорю я. «Ну, мальчик хороший, вундеркинд. Пойдите вот туда, запишитесь». И все, вопрос мой был решен».

Догадываюсь, что кое-что Алексей Герман тут придумал – говорят, он был большой шутник. Но вот не могу понять, зачем же так наговаривать на самого себя? Могу предположить, что ко времени этого интервью он уже имел основания считать, будто в театральный институт поступил не зря – навыки актера помогли ему чуть позже, в режиссуре. А коли заслужил в этой области признание коллег и публики, то на «блатные» обстоятельства теперь можно было наплевать.

Итак, Алексей Герман поступил в театральный институт. О том, что было дальше, расскажу его словами:

«Театральный институт, куда я поступил, был тогда гремучей смесью из космополитов и прочих социально чуждых элементов, от которых когда-то избавились, а теперь снова начали брать, и старой сталинской номенклатуры, той, что их и выгоняла».

Ну это и понятно. Хотя хрущевская «оттепель» еще не началась, но тем не менее понемногу начинало капать. Поэтому и студенты попадались разные – и «правоверные», и «неблагонадежные». Впрочем, для будущих комедиантов куда важнее их способности, талант, а вовсе не идеологическая подготовка. Вот режиссеру и писателю для успеха позарез необходима политическая зрелость, куда же без нее – Юрий Герман не раз в этом убеждался. Совсем другое дело актер, ему многое простят. Главное, чтобы на сцене или на экране не выходил за рамки своей роли.

«Я не больно-то блистал на курсе. Но почему-то преподаватели чувствовали во мне какой-то потенциал. Однажды нас всех посадили в аудитории, и педагог сказал, что на курсе есть более способные, есть менее способные, а есть совсем способные – и тыкнул в меня. В этот момент я ничего, кроме панического ужаса, не испытал, потому что понял, что теперь я не уйду в медицинский институт, хотя до последнего мечтал об этом. Но папа страшно болел, и я тем более не посмел его расстроить».