– Я тебе говорю, неровно бетон кладете! Переделывать надо! – нервно теребя папку с бумагами и недобро оглядывая из-под полей летней шляпы приближающихся, кричал жилистый, дочерна загорелый прораб.

– Че ты на меня орешь?! Я инженер! Я знаешь сколько лет в стройотрядах? – в свою очередь, пер в бутылку бригадир Мишка Селезень, смахивая прозрачные капельки пота со лба, обвязанного живописным грязно-розовым носовым платком.

– Я тоже инженер, – горячился, доказывая свое, Алик Ким. – Как инженер, я могу любую дорогу построить.

– Что вы кричите так! – примирительно говорит, подходя к этой живописной группе, Амантай. Весь с иголочки и даже в белой рубашке с галстуком, несмотря на дичайшую жару. Он таким был и на планерке у директора. Держал фасон перед сельчанами.

Все примолкли. Студенты, снимавшие опалубку с уже готового участка, тоже остановились и разогнули спины.

«В чем тут дело? – между тем лихорадочно размышлял Турекулов. – Что-то здесь не так. Амбиции амбициями. Это понятно. Но из-за амбиций никто не собачится так каждый день».

– Вот, смотрите, смотрите! – тем временем Ким подошел к открывшемуся куску бетонного тротуара и стал ковырять бетон носком остроносого ботинка. – Какие раковины огромные! Надо переливать… По ГОСТу полагается…

«Да при чем тут раковины, ГОСТ? Это же деревня. Тротуар, а не плотина какая-нибудь!» – тем временем, наблюдая за перепалкой, тянул дальше привычный ход мыслей командир.

– Вы у меня заработаете! Приехали за шабашкой! Мы тут за сто рублей корячимся. А они… Варяги! – уже не сдерживая себя ни в чем, орал, уходя, прораб.

Тум. И словно тумблер замкнулся в голове. Поток мыслей сменил направление. Все для Амантая стало на свои места. «Да он же просто завидует нашим заработкам! Вот в чем дело! С ним-то никто не делится, – дошло до него наконец, – из-за этого он и кричит. И не хочет подписывать соответствующие наряды. Да, точно не зря мне ребята намекали, что надо делиться с прорабом».

Для Амантая не было вопроса, хорошо это или плохо – давать откат. Да и не могло быть. Во-первых, в силу воспитания и пластичности. Во-вторых, потому, что за ним стояли ребята из его отряда. И им было абсолютно наплевать, как он там договорится с прорабом. Они приехали сюда работать и заработать. От этого зависело, как они проживут следующий учебный год. А для него было важно, сможет ли он наладить свою жизнь с Альфией.

Поэтому решение появилось мгновенно: «У нас без выпивки ничего не происходит. Встретиться с ним в нормальной, неформальной обстановке. Выпить. И прямо спросить. Чего и сколько он хочет. Но это вечером. А сейчас надо подумать. Что делать с этой статьей?». Он позвал Мишку Селезня и комиссара отряда Андрея Петрова. Посоветоваться. Судили-рядили часа два. И так нехорошо. И так плохо. В общем, поговорили. Плюнули. Позвали Андрюху Голева, который своей откровенностью и навлек на всех эту напасть. Накинулись дружненько на него. «Что ж ты так нас подвел под монастырь? По глупости или с умыслом?»

Андрюха стал клясться-божиться, что ну никак не ожидал такого поворота событий. А кабы он знал, что все так обернется, то он бы к ней не то что под юбку не полез, он бы с ней и за версту на одном поле срать не сел.

Короче, решили: будем отвечать после стройотряда. Под конец сезона, после расчета соберем отряд. И ответим коллективным письмом. Где все подпишутся. И пусть тогда кто-нибудь скажет, что его при расчете за сезон обманули. Не выйдет.

А вот с прорабом надо что-то решать срочно. Прежде чем что-то делить, надо заработать и получить наличку, а уж потом думать, как раскидать, чтоб никого не обидеть.

Вечером, прихватив две бутылки самого дорогого коньяка, который только был в местном магазине, он пошел вместе с мастером наводить мосты. Домой к прорабу. Сначала дело не ладилось, но с третьей порции коричневой духовитой жидкости, налитой в граненые стаканы, они уже перешли на «ты».

– Да ты понимаешь, Амантай? Что меня заедает? – сверкая желтыми с прожилками белками узких щелочек глаз и сжимая стакан и челюсти, шумел Ким. – Что он меня не уважает! Меня, инженера!

– Я здесь один с высшим строительным образованием! – упоенно продолжает он. – Знаешь, как я учился? Заочно. А тут какой-то сопляк. Мне говорит. Да, ты колхозник. Да, я, ик, колхозник? Бр-р-р! – теряя нить размышления, пробормотал он. – Давай выпьем за нас. За умных людей. А то он. Колхозник! Оскорбил меня…

Хитрый кореец даже по пьянке не упоминал о главном. Пришлось Амантаю, тоже порядком поддавшему, самому предложить ему десять процентов, если все будет хорошо закрыто. Тут Ким сразу же проявил недюжинные способности в математике. Сошлись на том, что если он закроет нарядов на столько-столько и полстолько, то получит десять процентов от суммы. Ну а если закроет еще на четвертьстолько, то пятнадцать.

Валерка Дершунин, чернявый, явно с примесью цыганской крови пацан, вылетел из комендантского взвода несколько месяцев тому назад. За недисциплинированность. Отправили его в стройбат, в роту. Дубравин потом несколько раз встречал его, идущего вместе с другими строителями, с объекта. Ему Валерку было жалко. Потому что никого на свете у Валерки не было. Вырос он в детском доме, где ребятишкам прививаются совсем иные ценности и навыки жизни. В силу такого своего воспитания и образования он был очень самолюбив и одновременно уязвим в своем самолюбии. Этим пользовались.

Так получилось, что в роте к Валерке подкатили не самые лучшие парни. Ранее судимый Лубыш да еще один, по фамилии Терентьев. Вот так они и составили троицу самоходчиков. Как только казарма засыпала, эти трое сваливали через дыру в заборе. Таскались по поселку, ходили в бараки к девкам. А там, естественно, пьянка, гулянка. Вот однажды и догулялись. Возвращались под утро в казарму. Встретили какого-то такого же подвыпившего мужичка. Попросили закурить. Тот их послал. Слово за слово. Они его послали. Мужик назвал их фашистами. «Ах, мы фашисты?» Ну и стали втроем мужика этого метелить. Так «били, били, колотили, что морду в ж… превратили». Короче, убили они этого мужика по пьяной лавочке. Забили до смерти.

Ну естественно, найти их не составило особого труда. Девки из барака на них и указали. Плевое дело. Заарестовали ребят на третий день. Повязали голубчиков. А там пошло-поехало.

Держали их первое время на губе. И таскали к следователю, который быстренько начал их всех колоть. Расколол. И стало ясно, что было у ребят групповое убийство. Но покрутили, покрутили. Поговорили с начальством. И решил следователь, что губить сразу три жизни нет резона. И дальше все пошло как по маслу: «Кто потопает за паровоза? Кто из ребят самый порядочный и возьмет на себя?». А главное – за кого некому заступиться? Кто один, как перст, на свете? И по всему выходило, что таким станет Валерка Дершунин. Так и получилось. Уговорили, играя на Валеркином уязвимом самолюбии и благородстве. Вышло изо всех показаний четко и быстро, что сидеть ему. Ну а дальше дело известное. Лубыш и Терентьев перебрались в свидетели. А Валерку по постановлению следователя надлежало отправить в СИЗО города Новосибирска.