Не переставая болтать, отец Айгуль приобнимает Карима за плечи и увлекает за собой, оставляя меня стоять в одиночестве. «Я профессионал», — напоминаю себе, пока смотрю на закрытую входную дверь. Пусть хоть поженятся сегодня — мне наплевать.

— Василина.

Надев на лицо выражение «не видишь, я занята», оборачиваюсь.

— Все гости уже здесь, — сообщает Карим ровно и отстранённо. — Возвращайся в зал.

*********

— Вот ты где! — Эльсина ловит меня в тот момент, когда я выхожу из кабинета с намерением проконтролировать, как кухня справляется с заказами. — А я тебя везде ищу.

— Я отчёт по бару доделывала, — вру, беспечно улыбнувшись.

На деле я таращилась в окно, в деталях представляя, как бросаю в лицо Кариму заявление об увольнении. В моей версии он, конечно, зеленеет от расстройства, догоняет меня в коридоре и, цепляясь дрожащими руками, умоляет остаться. И глаза у него в этот момент красные-красные — настолько он боится меня потерять. Жаль, что в жизни такого не случится. Это скорее я буду уходить из «Родена», раскрашенная в палитру скорби и отчаяния, тогда как Карим останется стоять смуглым и невозмутимым. Ну вот как после этого он может не бесить?

— Ты теперь большой босс, да? — с улыбкой говорит Эльсина. — Вся такая строгая и серьёзная. Изменилась очень.

— Скажи об этом своему брату, который относится ко мне как к взбалмошной малолетке, — ворчу я.

— Карим? Ой, он тебя постоянно хвалит. Ну насколько он вообще способен хвалить.

Судя по странной вибрации в животе и груди, одна из самых раскормленных божьих коровок внутри меня неожиданно начала танцевать зажигательную самбу. Карим меня хвалил? Ой, а можно вот с этого места поподробнее?

— А по-моему, он всегда мной недоволен… — тяну я, отчаянно желая, чтобы Эльсина в подробностях опровергла это утверждение.

— Да не. Он маме с папой как-то за столом говорил, что ты управляющей в «Родене» работаешь и у тебя во всём порядок.

Ну что я за ветреная баба? Только что в красках представляла своё триумфальное увольнение, а теперь от гордости раздулась как мозоль на пятке. И Карима больше не хочется видеть заплаканным.

— Давай о работе в другое время поболтаем, — окрылённая неожиданной похвалой тараторю я. — Расскажи лучше, как ты поживаешь? Такая красотка — вообще. И губы, кажется, сделала?

— Сделала немного, ага. — Эльсина быстро касается пальцами уголка рта, будто хочет проверить, всё ли на месте. — У меня же свои тонюсенькие были. Дела ничего вроде. Я теперь директор салона оптики. Приходи за очками, кстати, — для тебя будет максимальный дисконт. У нас и солнцезащитные, и медицинские оправы из последних коллекций. Так, что ещё… А! Я с парнем встречаюсь.

— Ну-ка, ну-ка! Расскажи.

Эльсина начинает смущённо улыбаться, даже розовеет чуточку.

— Зовут Саша. Мы в Лондоне познакомились. Он сам из Вильнюса, в Англии занимался недвижимостью. Вот скоро на две недели приедет сюда ко мне.

— Так здорово! — совершенно искренне восклицаю я, памятуя о том, что отношения у Эльсины долго ни с кем не складывались. Поклонников у неё всегда было хоть отбавляй, но ничего серьёзного с ними не выходило. Отчасти потому, что Эльсина, несмотря на воспитание, умудрялась быть ещё взбалмошнее, чем я. — Есть его фотки?

— Сейчас. — Эльсина снимает с экрана мобильного блокировку и начинает быстро листать галерею. — Так… Это тебе видеть не нужно… В смысле это вообще никому видеть не нужно… М-м-м… Здесь он плохо получился…

— Василина! — громко окликает меня появившийся в коридоре Толик, су-шеф, но, заметив постороннего, сразу меняет тон на подчёркнуто деловой: — Нужна твоя помощь на кухне.

— Мне нужно идти. — С сожалением смотрю на Эльсину. — Может, чуть позже поговорим?

— Слушай, давай просто встретимся в нерабочее время, а? Номер новый дай свой.

Вот за что я всегда обожала Эльсину, так это за лёгкость. Я сменила телефон через месяц после расставания с Каримом, отрезав из жизни всех, кто имел к нему отношение. Эльсина вправе на меня обидеться, но вместо этого она как ни в чём не бывало предлагает встретиться.

Диктую ей свой номер и, быстро сжав в объятиях, несусь на кухню. Настроение свежее, боевое. Боже, какая же я тщеславная дрянь. Карим меня даже не лично похвалил, а я уже готова самолично освежевать гуся и запихать ему в задницу яблоки. Правда, Марат это уже и без меня сделал, так как гусь — сегодняшнее блюдо от шефа. В той деревне, где рос отец Карима, оно было праздничной традицией.

Едва захожу на кухню, появляется стойкое ощущение, что я по ошибке попала на чьи-то похороны. Кондитеры и повара собрались плотным кольцом возле стола, лица скорбные.

— Надпись на торте поплыла, — торжественно и трагично объявляет Марат. — Видимо, от перепада температуры.

Подойдя к ним, я скептически оцениваю масштаб катастрофы. Да, надпись действительно расплылась. И перепады температуры тут ни при чём — это Ольге, шеф-кондитеру, нужно по соплям навешать за очевидный косяк. Но сейчас-то что толку? Сейчас надо действовать.

— И что? — рявкаю я. — Так и будем поминальную тортику читать или начнём исправлять? Мастика осталась?

Кивают.

— Так несите. И глазурь сварите побыстрее. Вот здесь аккуратно отшпатлюйте, а сюда закорючку приделайте. Всё понятно?

Снова кивают. Ну вот куда они без мамки? Не будь меня — хана чаепитию.

Вдвойне преисполнившись чувством собственной значимости, я выхожу в зал, чтобы оценить обстановку. Здесь за всем следит Лена, администратор, но хозяйское око тоже не повредит.

Появляюсь я в разгар тоста от отца Айгуль. Никто за столом его не перебивает, как это иногда бывает на праздниках у родителей, когда у кого-то из гостей созрела удачная шутка. Застыв с бокалами, все с улыбками смотрят ему в рот. Он говорит, что Талгат Юсупович ему с детства как брат и что они все: и Исхаковы, и Зариповы — одна большая семья, которая, как он надеется, со временем станет ещё сплочённее.

Вот не могла я со своим оком Саурона выйти чуть пораньше или, наоборот, попозже? Что он подразумевает под «станет ещё сплочённее»? Что бычка Карима таки скрестят с Айгуль, чтобы вывести селекционного татарчонка?

Я перевожу взгляд на Карима. Сидит, улыбается. Айгуль, судя по тому, как она тянется к нему через Эльсину, такой план ещё как по душе. Все чокаются, пьют, а мне становится невыносимо тоскливо. Ну вот откуда это взялось? Мы с Каримом просто перепихнулись на адреналине, и мне не должно быть до глубины души обидно, что все они веселятся, а я стою в стороне.

Карим что-то говорит Айгуль, и они вместе смеются. Это становится концом моей выдержки, и я уношусь в свой кабинет. Да что ж такое? Получается, за два года я не стала ни на грамм умнее и выдержаннее. И сейчас испытываю всё ровно то же самое: желание наорать на Карима и придушить Айгуль за этот обмен улыбками. Что там мама говорила про секс для здоровья? Не умею я так. Член для меня как приворотная палочка: парочка умелых взмахов — и из взрослой и независимой женщины я превращаюсь в говорящую половую тряпку. Тьфу.