— Что там?

— Мой мальчишка…

Бригадир нахмурился.

— Случилось что-нибудь?

— Это моя жена… Он вернулся домой… бегом…

— Бегом?

Бригадиру Сиру было известно состояние сынишки Жан-Пьера, известно было и что такое муковисцидоз. Дети, подхватившие эту гадость, не имеют привычки к беготне.

— В точности, как говорил этот человек…

— Какой человек?

— Вот этот, которого вы допрашиваете…

Казалось, бригадир озадачен.

Шавре меж тем закончил обыск.

— Вот все, что я нашел. Билет на метро.

— Дай сюда, посмотрим, откуда он.

И тут произошло второе событие. Полицейские вдруг выпучили глаза и переглянулись. Двое из них увидели, как лицо бригадира Сира за несколько секунд обросло патриаршей бородой до пупа. Сам бригадир вместе с Жан-Пьером Дюфраншменом наблюдал то же явление на лице Робера Шавре. И только Дюфраншмен не был поражен этим скоропалительным оволосением. Он просто держал свой мобильник в руке, внезапно лишившись дара речи.

Третье событие. В кабинет вошла их взволнованная начальница, капитан Брижитт Фешмор, и тоже онемела при виде двух бородачей.

— В чем дело? — спросил бригадир.

Она вытянула шею и прохрипела:

— Что тут у вас творится? Откуда бороды?

Только тогда бригадир заметил свое украшение.

— Да что же это? — вдруг пронзительно завопил он.

— Там, — промямлила капитан Фешмор, — толпа осаждает комиссариат и требует освобождения не знаю кого.

— Я тебе перезвоню, — сказал Жан-Пьер жене.

Бригадир подбежал к окну. И одновременно увидел толпу и отражение собственной бороды. Сквозь закрытые окна доносились крики. Он в ужасе обернулся и приказал:

— Вышвырните этого типа вон! Немедля!

Капитан Фешмор взвизгнула. Жан-Пьер поспешно повел Эмманюэля Жозефа к двери во двор здания.

Коридор наполнился истошными воплями бригадира: он требовал бритву.

— Уходите! — сказал Жан-Пьер незнакомцу. — Уходите, прошу вас. И спасибо! Спасибо за моего сына, не знаю как…

На него накатили слезы. Он наклонился и поцеловал незнакомцу руки.

— Скажите, где я могу вас найти.

— Вы меня найдете, — ответил Эмманюэль Жозеф с чуть грустной улыбкой.

И спокойным шагом направился к выходу из здания, находившегося чуть в стороне от окружавшей комиссариат толпы. Дюфраншмену показалось, что его там поджидала какая-то женщина. Но он не успел ее разглядеть, поскольку на улице поднялась кутерьма.

На следующий день в «Ле Паризьен» появилась следующая заметка:

КОЛЛЕКТИВНАЯ ГАЛЛЮЦИНАЦИЯ В ЦЕНТРАЛЬНОМ КОМИССАРИАТЕ ДЕВЯТОГО ОКРУГА

Вчера около 11 часов толпа человек в двести (по утверждениям полицейских — в пятьдесят) осадила комиссариат на улице Шоша, требуя освобождения задержанного, который чуть раньше стал причиной скопления народа на вокзале Сен-Лазар, читая мысли прибывших либо собиравшихся сесть на поезд пассажиров. По некоторым сведениям, у двоих полицейских, проводивших допрос задержанного, некоего Эмманюэля Жозефа, внезапно выросли длинные, до самого живота, бороды. В комиссариате отказались подтвердить или опровергнуть эти необычные слухи, хотя и признали, что человек пятьдесят и в самом деле явились требовать освобождения «мага».

Министр внутренних дел, человек не слишком расположенный к глупым шуткам, наткнулся на нее и потребовал от префекта полиции направить ему отчет об этом происшествии, подрывающем престиж полиции. Префект, как говорится, спроворил дознание (посмел бы он отложить его до завтра!). Результат оказался противоречивым. Не только бригадир Сир и полицейский Шавре подтвердили, что у них за несколько секунд выросли окладистые бороды, но еще и их начальница, капитан Фешмор, была этому свидетелем.

— Нацепили фальшивые, что ли? — спросил инспектор, проводивший дознание.

— Нет, инспектор, — ответила капитан Фешмор. — Во-первых, не думаю, чтобы двое полицейских с отличным послужным списком устроили маскарад при допросе задержанного, а во-вторых, я сама видела, как они потом брились в душевой. Да и многие другие из моих людей также видели, как они сбривали бороды. Сир был особенно взбешен.

— Но в чем смысл этой выходки? — спросил инспектор.

— Никакого смысла, так уж вышло. Я не сумасшедшая. И не было у нас коллективной галлюцинации. Можете спросить у бригадира Сира: он сохранил несколько клочков своей бороды на тот случай, если подвергнется дисциплинарному взысканию.

— Не понимаю…

— Он отдаст ее на генетический анализ, чтобы доказать, что это его собственная борода, — ответила капитан Фешмор.

Эти слова означали, что центральный комиссариат Девятого округа, наверняка очень сплоченный, готов встретить любые административные меры, какие только могло повлечь за собой это дело. Все догадывались, что министр потребует головы обоих виновников, если не самой капитана Фешмор.

— И что я, по-вашему, должен написать в рапорте об этих выдумках?

Фешмор не ответила.

— Но сами-то вы что об этом думаете?

— Думаю, что это имеет отношение к тому задержанному, Эмманюэлю Жозефу. Он и в самом деле маг.

— Маг? — переспросил инспектор, окончательно сбитый с толку.

— Во время задержания на вокзале Сен-Лазар он объявил рядовому Дюфраншмену, что его сын болен муковисцидозом, но если он помолится — мальчик выздоровеет.

— Что? — спросил ошеломленный инспектор. — Вы верите в этот вздор?

— Инспектор, у меня диплом по математике, и я верю в то, что вижу своими глазами, — ответила она спокойно. — Я знаю, что сын Жан-Пьера Дюфраншмена был болен муковисцидозом. И знаю, что через час он выздоровел.

Инспектор посмотрел на нее пристально и сурово. Брижитт Фешмор не сомневалась, что тот напишет в своем рапорте: «Центральный комиссариат Девятого округа был поражен приступом коллективного помешательства». Или того хуже. Министр начнет свирепствовать. Что ж, чему быть — того не миновать.

Инспектор встал и сухо попрощался.

Было это в понедельник.

А в среду знающая свое дело «Канар аншене» дала на первой полосе заголовок: «ОТ ПОЛИЦЕЙСКИХ БОРОД У МИНИСТРА ШЕРСТЬ ДЫБОМ».

Далее следовал подробный отчет о происшествии.

Министр как раз получил рапорт из главной инспекции; его кровь вскипела. Он приказал уволить со службы четырех полицейских, любой ценой разыскать Эмманюэля Жозефа и выпроводить его из страны без лишнего шума.

К его удаче, по крайней мере кажущейся, Эмманюэль Жозеф появился вновь на первом этаже большого универмага, точнее, в отделе парфюмерии и косметики. Здесь он высказался о нелепости товаров, предлагаемых легкомысленным покупательницам, о тщетности борьбы против возраста — этой глупой одержимости собственной внешностью и желанием нравиться. Ведь старение так же естественно, как созревание плодов, а если кто похож на гнилой плод, то лишь потому, что червь завелся в его собственной душе.