Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нэйтен Картер смотрит в глаза своей собаке, в которых всегда была искренняя любовь и верность, хоть от кого-то он это чувствует, и тут же переводит взгляд на девушку, поднявшуюся на ноги и отряхивающую штаны. Неожиданно вновь её здесь увидеть. И это даже странно. Непривычно. А может, уже и не хотел видеть.
Что, ещё не добила его? Решила уничтожить окончательно? Давай, Николь, ему плевать, что будет.
— Эта девушка говорит «рада тебе», а сама полнейшая фальшивка, — обращается вновь к собаке, неустанно виляющую хвостом по асфальтируемой дорожке, цепляя маленькие камешки и раскидывая их в разные стороны вместе с пылью, проявляя желание лёгким поскуливаем вернуться к давней знакомой и хотя бы ещё раз лизнуть ей пальцы. — Она никого не любит, кроме самой себя, — слова, пропитанные выдержанным ядом мощнейшего действия, и его взгляд с прищуром опускается на адресантку. Ему больно… до сих пор. И будет болеть… пока не сдохнет. Так почему бы хотя бы немного не отыграться, тем более, сама нарвалась — её здесь не ждали. Разве должен теперь жалеть садистку? Нет. Пускай чувствует, пускай испытает всё на себе то, как его потрошат тупым канцелярским ножом.
Он добивается её взгляда, брошенного из-под ресниц, и со знакомой складочкой на переносице. Знает, каким смыслом его слова проткнут чувственность.
Он помнит… она тем более.
Бесится. Злится.
Пускай.
Пускай ей будут неприятны его слова, как и ему было неприятно видеть её с Маркусом за одним столом в кофейне. Пускай они несут неприязнь, ей же всё равно не будет так больно. Ведь эта бесчувственная девушка даже не догадывается, либо ей действительно настолько плевать, сколько он мучается из-за неё.
— Что ты тут забыла? — Нэйтен поднимается на веранду, доставая ключи от дома, и совершенно безразлично пропускает её взгляд мимо, вставляя в замочную скважину нужный, дожидаясь щелчка.
— Профессор просил передать тебе это, — она протягивает ему листок с заданием, но он не реагирует, даже не бросил взгляда.
Просто. Тупой. Игнор.
— Можешь засунуть его себе куда подальше, а теперь пошла вон, — да, грубо… очень. Жёстко. Он пропускает собаку в дом через открытые двери, а затем и вовсе хлопает ею перед самым носом Николь.
Она хлопает ресницами быстрее, чем положено, смотря на дверь. Удивлена? Более чем. Картер никогда раньше не позволял себе так с ней вести, как бы сильно не выбешивала. А сейчас эта грубость окатила её неприятной слизью, так что хочется отряхнуться от неё, но она слишком липучая, и хоть убери её, она оставит свой грязный след. Огрели хлыстом справедливости. Теперь как она, так и он с ней. Непривычно и неприятно, но… возможно… заслужила (?).
Он сам же хлопнул дверью, а у самого словно заново встрепенулись внутренности и начали саднить. Невыносимо. Он устал. Ненавидит мир. Ненавидит себя. Ненавидит Николь Тёрнер.
Хлопнул…
А что толку?
Нэйт облокотился на дверь и сполз на пол, вытягивая ноги, и прислушивался к её немым звукам. Слышит каждый её вздох, шорох блузки от порыва ветра, шебуршание в сумке, и снова проклинает себя и собственную зависимость к той, которой он нахрен не нужен.
Никому не нужен…
Ну, может, кроме Греты, которая легла на пол перед ним, словно чувствовала все терзания хозяина и пыталась забрать себе все мучения. Собаки верны. Они не обладают высшим разумом, но намного больше человечны, чем сами люди. Людям стоит научиться искренности у них. Животные не лгут.
Картер смотрит на неё, и собственная никчёмность окатывает ещё больше.
Непринятый сложенный лист проскальзывает в дверную щель, и он поворачивает голову с пустым взглядом. Ровный и аккуратный почерк, словно такой же искусственный, как и её двуличие, дополнил белую поверхность:
«Возьмись уже, наконец, за голову, идиота кусок».
Ему хочется смеяться. Истерично, непрерывно и желательно, чтобы всё это дополнили слезы. Пускай это будет такого рода «всё в порядке».
Ни черта не в порядке…
Пожалуйста, Тёрнер, просто исчезни. Пропади из памяти. Позволь научиться жить без тебя.
***
— Готова?
Маркус сидел на переднем сиденье автомобиля и изучал выражение лица Ники. Она с некой опаской смотрела на неоновую вывеску затхлого бара. Маркусу нравится, как девушка сегодня выглядит. Хороша. Распущенные волосы намного больше ей идут, чем этот чопорный хвост. Чёрная кожаная косуха и бежевый топ под ней намного лучше открывали вид на фигуру — нет, она не худышка, а имела именно «аппетитные» формы. А чёрные штаны — выигрышный вариант для стройных ног.
Он забрал её из дома, сдерживая собственные слова: «А хочешь сама увидеть?» Да, этот шаг под собственный страх и риск — Картер не будет в восторге. Но, твою мать, кто, если не Марк откроет все карты?
Он чуть дотрагивается до плеча девушки на соседнем сиденье, выводя ту из потока мыслей.
— Пойдём, — оборачивается лишь на секунду в его сторону и тут же открывает двери, покидая тёплый салон.
Они приближаются к дверям и заходят внутрь. Душно и пахнет потом и дешёвым алкоголем. Тёрнер не сдерживается и жмурит нос. Неприятно здесь находиться, но ещё больше неприятна сама атмосфера заведения. Дешёвая забегаловка с такими же людьми внутри. Внутри них кипит азарт с адреналином. Маркус берёт Ники за руку, помогая пробраться к центру, в самую гущу событий, где и должна понять смысл их отсутствия на парах и постоянных побоев на теле. Немного стало свободнее, и уже не с такой силой чужие локти вонзались в бока, вот только вонь не уменьшалась от этого. Свет софитов ярко освещал бойцовский ринг с ограждениями в виде канатов, который Николь удалось разглядеть, стоило выбраться из-за спиныМаркуса, и вот тут дурнота с сухим комом встала в горле. Нет, пускай это будет не то, о чём она подумала.
— Маркус, — окрикнул голос Тайлера, и он подошёл к ним ближе, так же пробившись через толпу, — мы тебя раньше ждали. А она что тут делает? — осматривает Тай и, тут же хмурясь, смотрит на Марка. — Ты хоть в курсе, если Картер…
— В курсе, — обрывает Марк. — Всё нормально, — утверждает он и чуть сильнее сжал удерживающую ладонь девушки. Тай приподнимает бровь, но затем быстро расслабляется, видимо, бросив мысль: «Пускай разбираются сами». — Где, кстати, он и остальные?
— Скот разговаривает с рефери, а Винс даёт последние наставления Нэйтену.
— Сегодня народа больше, чем обычно, — заключает Маркус,