– Пойду попробую, – говорит Саммер, – меня он не знает, а на вид я уже достигла совершеннолетия.

Она небрежно направляется к бару и ослепительно улыбается бармену. Несколько секунд о чем-то с ним разговаривает, потом поворачивается и возвращается обратно с пустыми руками.

– Бесполезно, – разочарованно говорит Бретт, – он на это не пойдет.

– Насчет придурка, Рейган, ты была права, – жалуется Саммер, – по его словам, Кэнди предупредила его, что в лагерь заселилась группка несовершеннолетних подростков, так что никакой алкоголь нам отпускаться не будет.

– Это мы еще посмотрим, – отвечает на это Бретт и поворачивается к Леннону: – Нужно придумать план, как добраться до этого вина.

– Разбежался, – невозмутимо говорит Леннон.

Бретт смеется, либо не обращая внимания на сарказм друга, либо вовсе его не замечая. Его, похоже, вообще ничего никогда не волнует. Он всегда беззаботен и весел, в ладах со своей жизнью. Мне бы тоже хотелось быть такой.

Мы тащимся в хвосте группки пенсионеров и инвестиционных банкиров в сногсшибательных, будто со страниц каталога, туристических нарядах. Рейган высматривает место в главном корпусе, где мы могли бы сесть, и мы шествуем за ней к большому круглому столу. Он накрыт в современном деревенском китайском стиле, озадачивающее количество стекла и приборов на нем меня страшит. Кроме того, я сижу между Бреттом и Ленноном и от этого нервничаю. Чувствовать Бретта в такой близости волнительно, он пребывает в веселом, игривом настроении и в шутку пытается проткнуть мне вилкой руку. Я стесняюсь, но стараюсь не подавать виду.

Плюс к этому Леннон. Как бы мне хотелось взять его и заретушировать. Если присутствие Бретта порождает в душе легкость и блажь – он уже повернулся к Рейган, чтобы в шутку уколоть вилкой ее, а она хохочет своим сиплым смехом, – то Леннон воспринимается каким-то… незыблемым. Тяжеловесным. Будто я никак не могу забыть, что его нога всего в нескольких дюймах от моей. Если Бретт – это Сириус, ярчайшее светило на ночном небе, то Леннон – Луна: часто темная и невидимая, но ближе любой звезды. Всегда рядом.

Официанты обходят один за другим столики, ставя перед гостями первое блюдо – что-то вроде супа из кабачков с базиликом. Как только он оказывается передо мной, я вдруг понимаю, насколько сожалею о том, что, кроме подаренной Ленноном сливочной помадки, больше ничего не ела, тут же забываю обо всех этих идиотских столовых приборах и проглатываю его буквально одним глотком. Даже не заботясь о том, чтобы воспользоваться нужной ложкой. На второе приносят поджаренных на гриле морских гребешков с каким-то мудреным соусом и крохотной порцией салата. От них исходит изумительный аромат, в котором я прямо тону.

– Кое-кто у нас слишком уж расхрабрился, – замечает Леннон, тыча в мою тарелку ножом. – Ты бы не глупила.

– Гребешки относятся к моллюскам, которые мне можно есть, – стойко отвечаю я.

Вопросы всегда возникают в отношении креветок и крабов, однако остальные ракообразные практически не несут в себе для меня риска.

– Тогда ладно, – говорит он, медленно кивая.

Несколько секунд мы оба едим в полном молчании. Потом он спрашивает:

– Помнишь, как мы поели панированных креветок, обжаренных в масле?

– Никак не можешь забыть отделение «скорой помощи»?

Тогда мне было пятнадцать, и воскресный ужин с семейством Макензи считался для меня обычным делом. Обычно он сводился к купленной в ресторане навынос еде да какому-нибудь фильму в гостиной. Обязанности главы семейства Макензи выполняет Санни, на Мак они ложатся в меньшей степени. Поэтому, когда Мак решила приготовить что-то не из полуфабрикатов, а из обычных ингредиентов, это стало событием. Блюдо получилось восхитительным, но по какой-то причине вызвало у меня серьезнейшую аллергическую реакцию. У меня распухло лицо, сдавило горло, стало трудно дышать – все как положено.

Мак чуть с ума не сошла, во всем виня себя. А поскольку мои родители уехали ужинать, Санни быстренько отвезла меня на своей машине в отделение «скорой помощи».

«Тухлые креветки! Тухлые креветки!» – говорит Леннон, перекривляя ее визгливый голос.

Санни орала это медсестре перед всем приемным покоем «скорой». Орала громко. Потом мы повторяли эти слова много месяцев подряд в полном отрыве от контекста. Для нас они стали чем-то вроде домашней шутки. Если что-то шло не так, мы во всем винили «тухлые креветки». И шутка эта потом так и не устарела.

Мне до сих пор от нее смешно. Я слегка ухмыляюсь с набитым гребешками ртом и чуть не давлюсь.

Леннон косит на меня глазами. Уголки его рта ползут вверх, хотя он старается не улыбаться.

Так, ад официально заморожен. В воздухе летают свиньи. Мечутся молнии. Мы улыбаемся друг другу – это происходит в действительности. В самом деле улыбаемся!

Да что происходит? Сначала эта сливочная помадка с арахисовым маслом, теперь еще это?

Главное, сохраняй спокойствие, говорю я себе. Это ровным счетом ничего не значит. Враги время от времени тоже могут вместе смеяться. Я не отрываю от тарелки глаз и стараюсь вести себя нормально. Но в этот момент подают третье блюдо, какое-то тушеное мясо, кажется, баранью ногу. Тем временем стараниями Бретта остальные члены нашей группы сообща следят за передвижениями бармена. Я беру следующую из своего прибора вилку и нечаянно бью Леннона по руке. Он левша, поэтому правую руку кладет на край стола, где она и остается, даже когда я свою отдергиваю.

– Прости, – бормочу я.

Он небрежно качает головой:

– Сколько же здесь вилок! Да и потом, зачем нам две ложки? Одной я уже поел супа. Они у них что, запасные?

– Пара хороших палочек для еды избавила бы их от хлопот с мытьем посуды, – говорю я.

– Аминь.

Моя мама научила его пользоваться палочками для еды. Корейскими, из нержавеющей стали.

– Как там сказано в восточном боевике «Однажды в Китае»? – спрашиваю я. – Какие слова произносит Джет Ли, когда видит европейский столовый прибор?

– «Почему на столе так много кинжалов и мечей»? – цитирует Леннон.

– Точно. Боже мой, ты же был без ума от восточных боевиков со всеми их боевыми искусствами.

– Джет Ли – король, – говорит он, отпивая из бокала глоток воды.

– А я думала, что король – Брюс Ли.

– Брюс Ли был богом.

– А, ну да, – отвечаю я, – по твоей милости я пересмотрела целую кучу этих фильмов.

– И большинство из них тебе нравилось.

Тут он прав.

Леннон берется за тушеное мясо.

– Кроме того, мне, помнится, пришлось без конца глядеть старые эпизоды «Звездного пути», многие из них весьма посредственные, – произносит он. – А все потому, что кое-кто был без ума от некоего клингона.