Бретт забирает влево, и в этот момент я вижу главную дорожку. Ее освещают крохотные золотистые фонарики. Бретт с Рейган перепрыгивают через какой-то цветущий кустарник и выбегают на нее. Что-то с грохотом падает.

– О господи! – кричит Саммер.

Под моей ногой хрустит стекло. В нос бьет запах вина.

– Бежим! – подгоняет нас Бретт, у которого тяжело вздымается грудь. – Нам нельзя останавливаться.

Я оглядываюсь на главный корпус. За нами, похоже, никто не бежит. Мы бросаем разбитую бутылку вина и бежим до тех пор, пока не взбираемся на вершину крутого холма. В поле зрения появляется первое палаточное стойбище. Бретт останавливается, мы переводим дух и смотрим вниз на долину.

Стойбище состоит из одних юрт, все палатки в нем круглой формы. Пугающе прекрасные, они сияют теплым, под цвет бархатцам, светом – святилища в темнеющем лесу, который отступает, чтобы явить нам черное небо. И в этом небе повсюду – повсюду – сияют звезды.

Мои звезды.

Они будто появляются ниоткуда. Словно это небо совсем не такое, как дома. В обсерватории Мелита Хиллз у нас очень хороший вид, однако города, сгрудившиеся вокруг залива Сан-Франциско, совместными усилиями очень загрязняют небосвод своим светом.

А здесь городов нет.

Эх, какие фотографии я могла бы сделать со своим телескопом!

– Зори! – зовет меня Леннон.

Блин! Наша группа побежала дальше, и все, кроме нас, уже спустились вниз до половины холма.

– Прости, – говорю я, перевожу дух, хватаю ноги в руки, улыбаюсь и объясняю: – Витала в облаках, в самом прямом смысле слова.

Идиотская шутка. От всех этих физических упражнений у меня гниют мозги.

– Ты имеешь в виду звезды? – спрашивает он, на несколько мгновений поднимая вверх глаза. – Удивительно, правда? Я знал, что они тебе здесь понравятся.

Он поддает ходу, чтобы догнать остальных участников нашей группы, я бегу за ним. Его неожиданное признание ворочается у меня в голове. Но недолго – когда до стоянки остается всего несколько ярдов, Рейган останавливается.

– В чем дело? – спрашивает Кендрик.

– На дорожке, у третьей юрты, – отвечает она.

Я смотрю вперед и сразу же вижу проблему. Спиной к нам с парой отдыхающих разговаривает широкоплечий мужчина в темной куртке с начертанной на спине надписью «Мьюир».

– Мистер Рэндалл, – говорит Рейган, – рейнджер, отвечающий за безопасность лагеря. Бармен хоть и придурок, но по сравнению с мистером Рэндаллом просто Санта Клаус. Нам нельзя показываться ему на глаза со всем этим вином. Не исключено, что он явился нас арестовать.

Саммер оглядывается назад:

– И что будем делать? Вернемся обратно?

– Туда, где сто человек видели, как мы бежали? – говорит Леннон. – Ну что же, давайте действительно возвратимся на место преступления.

– Тогда я не знаю! – говорит Саммер с горящими в панике глазами. – Может, тогда лучше спрятаться, пока этот пижон, мистер Рэндалл, не уберется восвояси?

Я машу рукой в сторону юрт:

– Он не единственная преграда. Посмотрите на палатки. Вокруг них полно народу.

– Да и гости, посидев у костра, расходятся по домам, – говорит Леннон, оборачивается и глядит назад – там, совсем недалеко от нас, слышатся болтовня и смех.

– Мы в ловушке, – стонет Саммер, – вот вляпались так вляпались. У меня ноги забрызганы вином… теперь нас посадят в тюрьму.

– Если только где-нибудь не припрячем эти бутылки, – спокойно отвечает Леннон, – тогда, может, еще погуляем на воле. Но твой план тоже ничего.

Кендрик показывает на огромный мусорный контейнер. Это настоящий, железный, вмурованный в землю сейф с хитроумной крышкой:

– Не думаю, что ночью в него кто-нибудь полезет. Мы можем сложить вино туда, а потом, когда все уснут, за ним вернуться.

– Это вы, ребятки, охренительно придумали! – одобрительно говорит Бретт, помогая Кендрику открыть мусорный контейнер. – Леннон, ты настоящий гений. Знаешь, когда там, в баре, тебя не оказалось рядом, чтобы прикрыть мой тыл, я подумал, что ты дал задний ход, но теперь твои позиции ведомого восстановлены.

– Всю жизнь об этом мечтал, – произносит Леннон звенящим от сарказма голосом.

Пока Рейган негодует, что бутылки с вином будут соседствовать с объедками, ребятам удается освободить достаточно места примерно для дюжины. Последняя не помещается, поэтому Бретт засовывает ее себе в штаны. Не обходится без похабных шуток. Я не обращаю на них внимания – главным образом потому, что не спускаю глаз с рейнджера.

– Закрывайте контейнер, ребята, – говорю я, – он направляется в нашу сторону.

Не думаю, что мы ему так уж хорошо видны, но я его вижу. А когда Леннон заявляет, что мы выдаем себя с головой, болтаясь у мусорного контейнера, отходим от него и шагаем по дорожке. Медленно. Спокойно. Чтобы не столкнуться с рейнджером. Когда мы к нему подходим, я мобилизую все внутренние силы.

– Добрый вечер, – говорит мистер Рэндалл, окидывая нас беглым, оценивающим взглядом. – Заблудились, ребятки?

– Нет, сэр, – заверяет его Бретт, – просто возвращаемся в свое стойбище.

– А где вы у нас обосновались?

– В Совином, – отвечает Рейган.

Он щурит на нее глаза:

– Мне знакомо ваше лицо.

– Здесь часто отдыхают мои родители, – говорит девушка.

– Если так, то мне нет нужды напоминать вам, что скоро начинается тихий час. В полном соответствии с расписанием.

– Спасибо, – благодарит его Рейган.

Мистер Рэндалл кивает и отходит в сторону, чтобы нас пропустить. Может, это мне только кажется, но такое ощущение, что он принюхивается. Меня с параноидальной навязчивостью преследует мысль, что от нас несет вином. Мы же ведь втоптали разбитую бутылку в землю.

Но если он что-то и подозревает, то нас все же не останавливает. Я искоса поглядываю на него, а когда он проходит мимо мусорного контейнера и шагает вверх по холму по направлению к главному корпусу, из моей груди вырывается вздох облегчения.

– Похоже, он ничего не заподозрил, – говорю я ребятам, пока мы шагаем по темной дорожке через стойбище юрт.

– Повезло, – отвечает Леннон без особой убежденности в голосе.

На этот раз я не могу с ним не согласиться.

10

Оказывается, «тихий час» и в самом деле должен быть тихим. Хотя палатки в Совином стойбище и разнесены друг от друга, когда на улице царит непроглядный мрак, а привычный равномерный шум городской жизни – автомобили, кондиционеры, телевизоры – сменяется сверчками, можно слышать буквально все.

Я имею в виду все-что-только-можно.