По-видимому, согласованного определения нет{155}. Утечка секретных материалов сама по себе вряд ли может служить оценкой: американские чиновники все время производят их как часть своих стратегий по связям с общественностью. Видимо, стандарт таков: когда утечку создаете вы, то это терроризм; когда утечку создаем мы, это хорошо. И, пожалуй, один из грехов «Викиликс» с точки зрения правительства США и его защитников — именно выставление на всеобщее обозрение того, как неопределенна данная категория и как проницаемо различие между тем, что делает правительство США, и тем, что делают его враги.

Ключевым моральным оправданием для политического насилия Запада является то, что оно действует при ограничениях, которые уважают жизнь мирных жителей. Это стандартный рефрен западных военных источников — «мы не нападаем на гражданских лиц». Данное утверждение, центральное для зарубежной стратегии Государственного департамента США в сфере связей с общественностью, делается с аподиктической торжественностью{156}. Это то, чего придерживаются, чтобы отделить «терроризм» от действий тех, кто заявляет, что ведет войну против «терроризма»{157}. Как объяснял Джордж У. Буш, «каждая жизнь бесценна. Вот что отличает нас от врага». Терроризм — противоположность справедливой войне: и незаконная форма политического насилия, и оправдание законного политического насилия.

Трудность в том, что общепринятого определения терроризма, по-видимому, нет. Например, одно из сегодняшних определений правительства США утверждает, что терроризм — «это преднамеренное, политически мотивированное насилие, совершаемое против невоенных целей субнациональными или тайными агентами»{158}. Такое определение приводит нас к актуальной проблеме. Помимо того, что исключение государственных институтов как потенциальных агентов терроризма является произвольным и необоснованным, это определение, видимо, исключает взрывы бомб на американских военных базах, которые укомплектованы комбатантами.

Государственный департамент ликвидировал это упущение в 2003 году: «Мы также считаем актами терроризма нападения на военные объекты или на вооруженный военный персонал, когда в данном месте нет враждебного военного противостояния, например, взрывы американских баз»{159}.

Тем не менее это уточнение оставляет проблему, не учитывая те силы, которые США запросто называют террористами за нападения на американских солдат, когда они несут боевую службу в Ираке и Афганистане.

Возможно, решение можно было бы найти, обратившись к более широкому определению, которое применяется в уставе армии США, где терроризм понимается как «рассчитанное использование насилия или угрозы насилия для достижения целей, которые являются политическими, религиозными или идеологическими по характеру. Это делается путем запугивания, принуждения или устрашения»{160}.

Но это приводит нас к еще худшей дилемме. Глядя на диапазон вариантов, которые оккупационные силы позволили себе в Ираке и Афганистане, можно было бы спросить: а что именно отличает действия США от действий террористов? Изучение одной подборки военных материалов «Викиликс» по Ираку{161}, содержащей 391 902 рапорта с поля боя американской армии в этой стране, говорит нам о нескольких вещах: правительство США знало, что жертв среди гражданского населения во время американской оккупации было гораздо больше, чем признавалось официально{162}; оно получило сотни сообщений о мирных жителях, включая беременных женщин и душевнобольных, которых жестоко расстреливали за то, что они слишком близко подходили к оккупационным контрольно-пропускным пунктам{163}; американские солдаты сознательно открывали огонь по сдававшимся иракским повстанцам{164}; практика пыток продолжалась после разоблачений об Абу-Грейб, и американским властям не удалось расследовать сотни донесений о пытках, изнасилованиях и убийствах, совершенных полицией Ирака и солдатами, находящимися под американским командованием{165}.

Похожие откровения обнаруживают афганские военные материалы{166} — собрание из 91 731 военного документа о войне в Афганистане. Они обнаруживают расстрелы мирных жителей у контрольно-пропускных пунктов{167}; минометный обстрел «в отместку» по афганской деревне, когда было убито пять мирных жителей, после того как группа оккупантов испытала взрыв самодельного взрывного устройства поблизости{168}; боевиков ЦРУ, застреливших глухонемого мирного жителя, который убегал от них{169}; американских морских пехотинцев, открывших огонь по мирным жителям в Шинваре, убив 19 и ранив 50 человек{170}.

Этот архив — только небольшой пример того, что имело место, — документальное свидетельство захватывающих дух злодеяний и жестокости. Более того, как показывает Дар Джамаль далее, в главе 10, подобные события не были случайными для данной «миссии». Их истоки на самом деле можно проследить до начала самой войны.

Одним из определяющих элементов американской империи является то, что у нее нет колониальных устремлений. Территориальные захваты излишни: смысл в том, чтобы получить доступ к рынкам и ресурсам при стабильных политических режимах. В идеале эти режимы должны быть приспешниками «свободного рынка», желающими интегрировать свои экономики в систему глобализации под руководством США. Саддам Хусейн был союзником Соединенных Штатов во время его войны с Ираном, но к 1990–1991 году его режим стал рассматриваться как ненадежный форпост дряхлеющего арабского национализма. Администрация Буша таким образом сделала завоевание Ирака краеугольным камнем своей глобальной стратегии.

Новый режим должен был быть, как выразился «Экономист», «мечтой капиталиста». Оккупационная власть приняла закон, Приказ 39, который «объявил, что 200 иракских государственных компаний будут приватизированы; постановил, что иностранные фирмы могут получать 100 % собственности во владении иракскими банками, шахтами и фабриками; и разрешил этим фирмам выводить 100 % своих прибылей из Ирака»{171}. Но для того чтобы построить новое, «свободное рыночное» государство на развалинах баасистского, при безработице, взлетевшей, по некоторым оценкам, до 70 %{172}, без баасистской армии, удерживающей контроль над территорией страны, Соединенным Штатам нужны были политические союзники и вооруженная сила, способная поддержать порядок, раз старое государство было демонтировано.