— Ой, да ладно! Я целых три заклинания в тебя бросила! Хватит придуриваться. Это совсем не больно, — ядовито вернула я.

— Ааааа!!! — заорал внезапно муж, едва ли не согнувшись пополам.

— Я книжечку пока почитаю, да? — спросила я, глазами показав на кресло. — Могу в коридоре подождать. А то все эти женский штучки…  Не хочу вникать! Потом, крикнешь, кого родил! Договорились?

— Не уходи, — схватили меня за руку и сжали ее изо всех сил. — Ооооо!!!

— Ой, ты что-то некрасиво выглядишь, — с укором произнесла я. — Тебе не идет это выражение лица, дорогой!

— Да мне плевать, как я выгля-я-я-яжу! — со стоном протянул муж. Он замер, переводя дух.

— Мужчина всегда выглядеть красиво! Даже когда рожает! — усмехнулась я, вспоминая как присутствовала при родах проклятого ребенка. Ну и денек был, скажу вам! Ничего, все закончилось хорошо. Никто не умер. Только муж разбил голову в кровь о стул. Я метко кидаюсь стульями, если что.

— Ну все. Давай, держись! А я пока в туалет схожу! Смотри, без меня не рожай! Мать я все-таки! — с улыбкой заметила я. — Ты там без меня не роди! Я быстро!

— О, да… — стонал призрак, витая вокруг мужа. — О, да-а-а-а!

Стонал он уж больно сладострастно. С томным придыханием.

— Беру свои слова обратно! — с невероятным усилием выдохнул муж, морщась. — Только отгони его от меня!

— Так, а это уже интересно, — заметила я, устраиваясь на подушечке рядом. — Ну-ну! Брысь, извращенец!

На меня посмотрели взглядом обиженной гимназистки: «Никакого почтения к усопшим! Хоть бы розы на могилку отнесли!». Мне показалось, что вместо «роз» прозвучало «розги».

— Это просто адская боль! — задыхался муж, в агонии сжимая мою руку. — Прости меня… Я не знал… Не уходи… Прошу тебя…

Я убирала руку, а он судорожно ловил ее своей дрожащей рукой. Наконец он поймал ее и сжал.

Он поднес мою руку к губам и судорожно поцеловал. А меня словно током прошиб этот поцелуй извинения. Это было так неожиданно, что я отдернула руку, прижимая ее к груди. Сердце колотилось, в груди стало тесно. Воздух куда-то исчез. Мне показалось, что я не могу сделать вдох, ловя рукой убегающее сердце.

Перед глазами расплывались голубые глаза, вернувшиеся из предательских снов.

— Тише, — прошептала я, осторожно беря его за руку. — Все хорошо. Я здесь… Все хорошо… Сейчас пройдет…

— Поговори еще, ладно? — послышался слабый голос. Мне казалось, что я слышу хруст чужих зубов.

Сердце все еще стучало. Меня мучительно бросало в то в жар, то в холод.

Откуда-то из глубины сердца прорывалась нежность. Она словно просачивалась сквозь мои пальцы, впиваясь в чужую кожу… Голубые глаза смотрели на меня так, что я боялась лишний раз вздохнуть…

— Ну, я думаю, достаточно! — послышался голос домомучительницы.

Откинувшись на подушках, муж тяжело дышал.

— Так… Погоди… Сейчас отойду и снова хамить начну… Одну минуточку… — прошептал он. — Сейчас приду в себя… Но сначала выйду из себя, постучусь и зайду обратно…

Мир, наполненный нежностью, разбился, как хрупкая ваза. Рука пожала мне руку, а муж со стоном поднялся и сел.

— А теперь вы будете учиться заниматься ребенком! — строго произнес голос домомучительницы.

Перед нами появилась колыбелька. В колыбельке что-то ворочалось и гнусаво плакало.

— Я применила немного древней магии, чтобы все выглядело как можно натуральней! — гордо заметила домомучительница.

В люльке что-то гнусаво шмыгнуло.

— Я проанализировала вашу внешность, и создала заклинание полностью соответствующее вашему ребенку! Это — магическая кукла! — продолжила домомучительница, когда мы осторожно встали и направились смотреть.

Я представляла себе что-то маленькое и прекрасное. Прямо как маленькая фея с огромными глазками и милым носиком — кнопочкой. И все это в розовых лепестках умиления.

Первым в колыбельку заглянул муж. Он расширил глаза, побледнел и посмотрел на меня с подозрением.

— Ты когда мне с гномом изменила, дорогая? — спросил муж, округлив глаза.

— Дети — это счастье! — умилилась домомучительница. — Вы согласны?

— Я начинаю бояться своего счастья, — с ужасом покосился муж на колыбель.

Настала моя очередь. Я шагнула в сторону колыбели, видя самого страшного ребенка на свете. Он напоминал старого гнома, страдающего алкоголизмом. На его лице читалась бурная молодость, бурная зрелость и слегка еще булькающая старость.

— А по-почему у него бо-борода? — спросила я странным голосом.

— Я же сказала! Я изучила все семейные портреты, проанализировала вашу внешность и создала магическую куклу на основании полученных данных! — произнесла домомучительница. — Усредненную!

— Я по запаху чувствую, что он… эм… усреднился… — заметил муж. По комнате распространялся такой запах, что мне стало дурно. Хотелось открыть все окна, двери, выбежать на улицу и никогда сюда не возвращаться.

В глазах встали слезы. В горле — ком.

— Кхе… Кхе… — прокашлялась я, глядя на гнома.

— Как быстро взрослеют дети, — философски заметил супруг, глядя на бороду.

С мрачного портрета над колыбелью на нас смотрел убеленный сединами старик с точно такой же бородой! Прямо один в один!

— Я смотрю, — заметил муж, стоя за мной. — Кто-то баловался запрещенной магией во время беременности… Мальчик похож на…

— Какой мальчик! Это девочка! — обиделась домомучительница. — Это девочка!

Муж развернулся и пошел в сторону двери.

— Ты куда? — простонала я, чувствуя невыносимую вонь.

— Так, слепого жениха нужно начинать искать уже сейчас, — послышался голос мужа. — Я на поиски! Выполняю отцовский долг. Если не найду, то придется сделать!

— Она в тебя, — на всякий случай проверила я свой нос. Нос у младенца был таким, что его можно было совать в любые дела.

Сморщенный, хмурый старый гном лежал в пеленках и смотрел на нас таким взглядом, словно видел в этой жизни некое непотребство. И не просто видел. Но и участвовал в нем лично.

Глава двенадцатая. Йети — цветы жизни!

— Про детей обычно либо ничего, либо «уси-пуси», — сдавленно заметил муж, все еще отходя от ужаса. — В этом случае я, пожалуй промолчу!

— Куда вы, мистер Фу! А ну быстро вернитесь! — скомандовала домомучительница. — Вы отец!

— Отец должен быть во всем примером! Я своим примером намекаю, что ему пора уйти! — заметил муж, дергая дверь и ругаясь ее «закрытости».

— Нужно поменять малышке пеленки, — заметила домомучительница. — Иначе она начнет плакать!

Мы переглядывались, пока пьяный гном морщился.

— Он добавляет или пытается заплакать? — задумчиво спросил муж, пока я тоскливо смотрела на кружевной чепчик и ползунки.

— Не знаю, — прослезилась я, приподнимая двумя пальцами маленькое одеяльце. Там была куча. Огромная, смердящая куча, от которой я покачнулась и едва не сомлела. У него — куча, а у меня вместо нервов — ямка.

Гном отрыгнул, глядя на