тебя остался. Мы-то поможем, но ты ведь сын ему». Мне нечего было ей ответить, и она ушла, вздыхая и причитая по-бабьи.

Вновь я остался один. Дома было холодно и сыро. Мы не топили ещё. Но сегодня было сыро, промозгло, весь день продержали двери открытыми, вот и холодно. Пожалуй, можно попробовать протопить группку. Хоть нервам дам отдохнуть.

На террасе свет почему-то не горел. Я напрасно щёлкал выключателем. Тогда, вооружившись запасной лампочкой и табуреткой, я вышел на крыльцо. Проклятье! Кто-то выдрал патрон вместе с приличным куском провода до самой распределительной коробки. Вот уроды. Придётся в темноте шлёпать к дровнику. Забравшись в сланцы и старый отцовский пиджак, я побрёл в сарай за дровами. Там уже горел свет. Наверное, батя курит. Сейчас опять начнёт душу рвать.

Я решительно зашёл в сарай, прикрыв глаза рукой, свет лампы бил прямо в лицо. Вроде нет никого, странно. Я сделал несколько шагов, направляясь к сложенным в поленницу смолякам, и тут увидел отца. Он висел на том самом проводе, который пропал с террасы. Лицо его почернело, рубашка вылезла из брюк. Неподалёку лежал чурбак для колки дров. Видно, с него он и вешался. Меня как током шибануло. Схватив колоду, я пристроил её в ногах отца, затем взял в руки топор и, встав на колоду, наотмашь рубанул по кабелю. Крепкий, зараза, плохо рубится. С криком отчаяния я ещё раз ударил тупым топором, метя в то же место. Потолочная балка подгнила и не держала удар, кабель вминался в её тело и не желал разрубаться. Крепко выругавшись, я занёс топор и ударил скользяще, рискуя не удержать инструмент и попасть им по отцу. Кабель лопнул, и отец рухнул на кучу торфобрикета. Спрыгнув с колоды, я стал снимать узел с его шеи. Дурак, какой же ты дурак, папаня. Кабель спрятался в опухшем рубце, я едва мог подсунуть под него пальцы. Наконец узел сдался, я снял кабель в лохмотьях его кожи, на шее кровоточил рубец выше кадыка и до затылка. Паника стремилась завладеть моим мозгом, но я держал себя в руках. Вспомнил про телефон и побежал вызывать скорую помощь. Казалось, телефон не ответит никогда. Потом сонный голос дежурной стал нудно выпытывать, в чём дело. Я скороговоркой изложил положение вещей, адрес и фамилию, не слушая каких-то второстепенных вопросов, крикнул: «Приезжайте скорее!» — и помчался назад в сарай.

Не зря я иногда посещал школу. На ОБЖ нам не раз объясняли, как оказать первую помощь, правда, ни разу не сказали, как действовать при повешении. Вот и дровник. Отец лежал, сливаясь своим траурным нарядом с кучей брикета. Только светлая рубашка ярко била по глазам да обнажившееся выше пояса тело. Лицо было черно. Язык вывалился наружу. Достав из кармана сорванную с телефонной полочки салфетку, я попытался сделать искусственное дыхание. Провозившись с минуту, я понял, что у меня что-то не получается. Вскочив на ноги, я бросился из сарая к ливнёвке. Там стояла небольшая, литров на тридцать бадья, полная воды. Расплескав половину, я дотянул её до места, где лежал отец, и, не жалея, окатил его ледяной водой. Потом пристроился рядом и стал лупить его по щекам, выкрикивая бранные слова — все, какие только знал. Внезапно крупная судорога прошла по его телу, и отец дико захрипел. Я отпрянул от неожиданности и обессиленно прислонился к дощатой стене сарая. Живой.

На улице раздался вой сирены. До чего же противный звук, но я радовался ему, как ребёнок звукам своей любимой погремушки. Выбравшись из сарая, я побежал, шатаясь от усталости, к калитке.

24/Следуя совести

Скорая отвезла отца в больницу. Мне тоже дали успокоительное лекарство и рекомендовали сидеть дома. О состоянии отца я мог узнать по телефону, номер которого заботливо оставил мне врач. Я отзвонился тёткам и сел на диван в зале. Печь я так и не растопил, и меня зябко трясло. В доме стояла мёртвая тишина. Не в силах выдержать этого, я включил телевизор и уселся на диван, завернувшись в плед. По телеку шла какая-то муть, но мне было всё равно. Потом началась передача «Зона X». Мне не хотелось смотреть криминальную хронику, но пульт был где-то в недосягаемости, и поэтому я смирился с этим.

Диктор нудно освещал события последних суток. Я лежал в прострации, слушая его через слово. Вдруг мелькнули кадры, знакомые мне чем-то. Я прислушался. Диктор нудил: «За прошедшие сутки это была самая страшная авария в нашем городе. Внедорожник «Лэндровер» потерял управление и упал с моста, идущего через реку Дубравенка по проспекту Мира. В салоне обнаружены два тела. Оба — мужчины среднего возраста. Управлял машиной некто Ремезов Павел Павлович. Уроженец России, города

Тулы. Второй мужчина неизвестен. Документов при нём не обнаружено. Всех, кто узнал его на фото или может добавить какую-либо информацию к этому ДТП, просьба обратиться в дежурную часть». Мне стало нехорошо, в который уже раз за несколько дней. На меня с экрана смотрел Бес. Вот как жизнь распорядилась. Не придётся нам высматривать объявления на столбе. Больше он не организует ничего. Даже хата его сгорела. Об этом, кстати, тоже сказали, только чуть позже. На моё удивление, из особых обстоятельств было упомянуто только убийство собаки из огнестрельного оружия. Ни слова о двух громилах, которых Бес оставил в доме. Видимо, сгорели дотла. Предполагался поджог, и опять попросили помощи у тех, кто хоть что-нибудь видел или слышал.

Нет, они на меня намекают, что ли? Уж я-то смог бы следствию помочь, да. Но не буду. Всё кончено. Пора менять жизнь в лучшую сторону. Тут в прихожей завопил телефон. Меня так и сбросило с дивана. В трубке послышался голос тёти Марины, она сказала, что отец в порядке. Завтра переведут в психиатрическое отделение. Я спросил, не рехнулся ли он, но Марина сказала, что туда переводят всех суицидников. Я поблагодарил её и положил трубку. Телефон тут же снова зазвонил. На этот раз тётя Рая спешила меня успокоить. Я сказал ей, что Марина мне уже позвонила, вежливо отказался от помощи по дому, простился и положил трубку.

Проверив двери и окна, я улёгся спать. Проснулся в полдень. Всё тело затекло. Одежда облепила меня как кокон. Второй день сплю, не раздеваясь. Да перед этим тоже, только в другой одежде. С кряхтеньем встал и пошёл умываться. За окном шёл дождь. Свинцовые тучи занавесили всё