установления соответствующей летоисчислительной практики. До этого исходной точкой отсчета считалось сотворение мира. При этом иудейская и христианская версии датировки сотворения различались почти за две тысячи лет. Существовали вариации «византийской», «болгарской», «древнерусской» эры. Версия летоисчисления от сотворения мира имела официальный характер до Петра I.

Доминировала в летоисчислении на Руси календарная система – Константинопольская эра, сообразно с которой мир был сотворен в 5508 году до Рождества Христова. Константинопольская эра носила также названия Византийской и Древнерусской. Но параллельно существовали Александрийская эра, ведущая отсчет лет с 5493 года до Рождества Христова; Антиохийская – с 5500 года до Р.Х., Старовизантийская – с 5504 года до Р. Х. Кроме того, использовались Девятиричная, Десятиричная и Одиннадцатиричная эры, датировавшие сотворение мира, соответственно, 5509, 5510 и 5511 годами до Р.Х.

Одновременное применение различных систем летоисчисления поддерживало эсхатологическое напряжение. Одна и та же роковая дата могла ожидаться сообразно с разными эрами в достаточно длительной перспективе.

Средневековое мировосприятие являлось мировосприятием эсхатологическим. Происходящие текущие события в мире воспринимались через призму апокалиптики. Любое явление и любой прецедент должны были подтверждать апокалипсические пророчества. Тем более это относилось к событиям реально значимых масштабов.

Эсхатология и крещение Руси

В раннехристианской патристике, канонизированной в русском православии, под Антихристом подразумевали императоров – Нерона, Максимилиана, Диоклетиана, Юлиана Отступника, а также еретиков – Ария, Нестория, Савелия, Македония, Аполлинария и др.[134] Уже в «Повести временных лет» присутствует упоминание о двух волхвах, верующих в Антихриста[135]. Исследователи, писавшие о крещении Руси Владимиром, обходили вниманием то обстоятельство, что совершено оно было за 12 лет (сакральное число в мифологическом эзотеризме) до 1000 года, т. е. времени, предсказанном хилиастическими пророчествами. В связи с сошествием Бога в мир, архангел Михаил заковал дьявола в цепи, пленение которого продлится 1000 лет. По прошествии этого периода цепи спадут, и явится

Антихрист, зачатый блудницей, выдававшей себя за непорочную деву, от брака с Сатаной в образе суккуба[136]. Многие атрибуты Антихриста, как инкарнации Каина, были экстраполированы на фигуру Святополка Окаянного, для чего, по-видимому, фальсифицировался его реальный исторический облик. Исследователями было обращено внимание, что нарратив княжения Святополка являлся переложением библейских свидетельств о Каине и пророчеств об Антихристе[137]. На Западе неоправдавшиеся хилиастические ожидания вылились в католическую экспансию крестоносцев. Религиозная мотивация крестовых походов заключалась в сотворчестве пришествию Господа, освобождению святых мест («божественной шекины») от неверных, преграждающих доступ животворящего света («эона») к общине детей Божьих. Крестовый поход бедноты, шедших против армии мусульман, вооружившись лишь хоругвями и иконами, или детский крестовый поход, как шествие безгрешного, ангелоподобного воинства, предопределялись эсхатологической экзальтацией апокалипсического времени[138].

Историософия и политическая теория

митрополита Илариона

Основополагающие положения, сформировавшие впоследствии матрицу того, что будет определено как «русская идея», ярко раскрываются в одном из исторически первых произведений русской словесности – «Слове о законе и благодати» митрополита Илариона[139]. «Слово» являлось первым дошедшим до нас литературным произведением, в котором использовались самоопределения «русская земля» и «русский народ». Об идейном содержании сочинения митрополита Илариона становится в значительной степени ясно, если воспроизвести полное его название: Иларион противопоставляет закону благодать, что соотносилось с пафосом Нагорной проповеди Христа, изобличавшего законников – книжников и фарисеев. Закон сам по себе, следование ритуалам и соблюдение норм не спасает, как не спас ветхозаветных евреев. Спасает не закон, а любовь, следование не букве закона, а духу Евангелия. Скепсис в отношении любой нормативности будет и в дальнейшем отличать русскую общественную мысль и русский национальный менталитет. Для западноевропейских народов следование норме (равно Закону) будет иметь гораздо большее значение, что позволит противопоставлять русским инструктивистов немцев.

Другое важнейшее положение «Слова» – жесткое оппонирование теориям богоизбранности. В качестве назидания рассматривается судьба еврейского народа, бывшего богоизбранным, но утратившего благодать Божью. Новый Завет, в отличие от Ветхого, был обращен ко всему человечеству. Крещением Господь спасает все народы, а не общность избранных. Более того, язычники, в отличие от иудеев, знавших Бога, но утративших благодать, оказались в результате пришествия ближе к спасению. Отрицание избранничества представляло собой одну из развилок в генезисе христианства (выражающейся понятием «паулизм», от апостола Петра). Русь изначально пошла по паулинистскому направлению, отвергая принцип избранничества, как средневековую форму легитимизации элитаризма. Запад предпочел направление петронизма, связываемое с апостолом Петром, как перетолкование ветхозаветного избранничества от его этнической трактовки к пониманию в качестве общины верующих.

Идеи Илариона о преимуществе языческих народов перед иудейским народом будет развивать и второй русский митрополит киевской митрополии – Климент Смолятич. Уверовавшие в Христа бывшие были облагодетельствованы «истиной», тогда как отвернувшиеся от Бога иудеи утратили благодать избранного народа.

Уже у Илариона присутствуют элементы той доктрины, которая по прошествии веков кристаллизуется в виде учения о Третьем Риме. Логика рассуждения митрополита состояла в утверждении приоритетности нового перед старым в истории на том основании, что Новый Завет приоритетен перед Ветхим Заветом. Ранее в традиционных культурах утверждалось безусловное предпочтение старому (конфуцианское: «лучшее новое – это старое»). «Слово» подводило к мысли, что как Новый Завет стоит выше Ветхого Завета, так и Русь, как более молодая христианская общность, оказывается выше дряхлеющей Византии. По-видимому, учение Илариона разделялось Ярославом Мудрым, позиционирующим Киев в качестве нового Царьграда. Возведенные на Руси Софийские соборы (в Киеве, Новгороде и Полоцке) как русский вариант Собора святой Софии в Константинополе прямо указывали на развиваемую идею о переносе сакрального центра христианского мира.

Впоследствии Андрей Боголюбский применит то же обоснование для утверждения приоритетности более молодого Владимира перед утрачивающим свою легитимность Киевом. Построенные им владимирские золотые ворота использовались в рамках спора между старым и новым центром христианского мира, имея в виду золотые ворота киевские, равно как те, в свою очередь, золотые ворота константинопольские. По преданию через золотые ворота въедет Христос во время своего второго пришествия в Новый Иерусалим. Вопрос о сакральном центре мирового царства являлся одним из ключевых в развитии средневековой общественно-политической мысли, выступая как специфическая форма геополитической борьбы и утверждения прав на государственный суверенитет.

«Повесть временных лет»

как источник политической мысли

«Повесть временных лет» не являлась хронографом, сугубо воплощавшим хронологическую событийную канву, а представляла собой историософское произведение. История Руси помещалась создателем в общий контекст мировой истории, выводимой из разделения земель между сыновьями Ноя. Ставя вопрос, откуда есть пошла Русская земля, Нестор отвечает на него, обращаясь к библейской праистории и замыслу Божьему. Ряд сюжетов «Повести» представляли собой не просто реконструкцию того, как было, а подтверждение библейских текстов. История и нужна была для того, чтобы подтвердить пророчества и смысловые положения религии. Историческая достоверность