могу сама зарабатывать на жизнь. Поддержи меня, пожалуйста.

Подруга тяжко вздыхает и щурится.

– Ты правда хочешь повышение или думаешь, что хочешь?

– В чем разница?

– Разница – твое счастье.

– Я хочу повышение, – рявкаю я.

– Не порти отношения с Кэлламом, Рори.

– Не буду. Если уж на то пошло, чтобы избавиться от неловкости, я, наверное, побуду сначала с Кэлламом. Встречи с Кэтлин я желаю меньше, чем ужина с Гитлером, Сталиным и Владом Цепешем, вместе взятыми.

– Эй, не сравнивай Влада с этими сволочами! Он был верен своей стране, но его просто неправильно поняли, – сопит Саммер.

Я толкаю ее плечом.

– Знаешь, каждая минута там вселяет в меня ужас. Между женатым Мэлом и мной ничего не случится.

– Звони мне каждый день.

– Вот тебе крест!

– А если вдруг захочешь с ним чпокнуться, сразу вспоминай, что он трахает твою сестру, а я после сюжета из шоу Джерри Спрингера совсем не хотела бы с тобой больше дружить.

– Я не стану подвергать нашу дружбу такому риску, – соглашаюсь я.

– Ведь если он дважды окунет свою сосиску в семейный соус – это… отвратительно.

– Благодарю за кулинарную аналогию, – бурчу я. – Теперь ты реально добилась желаемого.

Она не сводит с меня взгляда.

– Пообещай, Рори.

– Боже, Луиза. Обещаю.

Она смотрит на меня еще какое-то время, двигая челюстью взад-вперед. На экране Ричард и Джулия закругляются. Что-то о том, что любовь все победит, бла-бла-бла. Мне всегда не особо нравилась «Красотка».

А потом я вспоминаю разговор с Мэлом восьмилетней давности о том, что в классических мелодрамах женщины всегда куда-то везут мужчин. Джулия Робертс так делала. Спорю, Мэлу нравится этот фильм.

Не думай про Мэла. Мэл – козел.

Саммер пихает ложку в мороженое и зачерпывает половину бадьи, помахав перед моим лицом.

– Нажрись углеводов, подружка. У тебя есть реально достойное оправдание, а иначе не знаю, что еще придумать.

Неделю спустя

Рори

Таксист высаживает нас с Кэлламом у дома Мэла и резко уезжает обратно в город, оставляя после себя грязные брызги.

В голове не укладывается, что после восьми лет навязчивых воспоминаний о том, что произошло в стенах этого дома, я снова здесь. Место кажется неимоверно запущенным. Если раньше внешний вид дома пленял своей потрепанностью, то теперь он прогнивший и ветхий. Крыша ободрана и разваливается, трава с кусками грязи стала еще выше. Не знаю, что я ожидала увидеть. Может, след женской руки Кэтлин, этой дьяволицы, обожающей кардиганы и светские беседы? Увы, этому жилищу явно не хватает хорошей помывки, газонокосилки и тепла. Во всяком случае, так кажется с улицы.

– Вот же черт, – бормочет за моей спиной Кэллам.

Мы собирались в Англию, чтобы навестить его семью, – я впервые должна была познакомиться с его родителями. Но вместо этого он решил пробыть со мной целый день, чтобы помочь обжиться. Завтра утром ему придется улететь в Англию, и я уже в ужасе жду его отъезда.

– Я могу забронировать нам номер в гостинице в центре города, – предлагает он. Так Кэллам дает понять, что это место пригодно для проживания только охотнику за привидениями.

– Райнер велел оставаться здесь, – мягко возражаю я и иду по мощеной дорожке к сколотой деревянной двери.

Сердце так гулко бьется, что меня начинает поташнивать. Я вынуждена встретиться с Мэлаки и Кэтлин в качестве пары. Они будут играть в любовь-морковь на моих глазах, а мне придется работать под крышей их дома.

Я стучу в дверь.

– Они знают о нашем приезде? – спрашивает стоящий за спиной Кэллам.

– Да. Уитни сказала, что отправила Мэлу электронное письмо с расписанием нашего рейса.

Полагаю, вряд ли Мэла это интересует. Начинает крутить живот. Мэл устроит мне веселенькую жизнь?

– Написала бы ты своей маме, – замечает Кэллам.

Я даже не смотрю в его сторону.

– Угу.

– Она жутко переживает, что ты не заскочила попрощаться.

– Мы же отметили с ней Рождество, – бурчу я.

Я была не в настроении слушать ее очередные просьбы замазать мое родимое пятно, мольбы не ехать в Ирландию, самую презираемую ею страну во всем мире, и вообще слушать сплетни о людях, которых я даже не знаю.

Нам никто не открывает, поэтому я стучу снова и настойчивее. На улице морозно. Кэллам переминается с ноги на ногу. На нем бушлат, а под ним светло-голубая рубашка.

Он обнимает меня и трет мое плечо.

– Успокойся, любимая. Все будет хорошо. Восемь лет минуло, он женат, да и ты безумно влюблена.

Кэллам произносит это в шутку, но я-то слышу вопросительный тон в его голосе. Перед тем как подписать официальный договор, я рассказала Кэлламу, что произошло между мной и Мэлом восемь лет назад. Я жутко надеялась, что он примет решение за меня и выразит недовольство сложившейся ситуацией. Я не та кукла, которой нравится подчиняться, но такой подход был бы правильным. Беда в том, что Кэллам настолько самодоволен, что считает себя самым умным.

Хорошо, возможно, все же я не была с ним откровенной на все сто.

Одну деталь я забыла. Маленькую кроху. Настолько крошечную, что она поместилась бы в маленький кармашек. А именно – салфетку. Договор. Но обоснованно: теперь он не имеет значения. Мэл точно не сдержал обещание. Он в счастливом браке. К тому же это оставляет сильное чувство неловкости.

Я стучу в дверь еще несколько раз, но становится совершенно понятно, что дома никого нет. Очень хорошо, что Мэл отсутствует и он не будет выражать свою враждебность. Кэтлин бы ему, конечно, подыграла. Понятия не имею, что они там затеяли, но я отказываюсь ждать на улице, рискуя подцепить пневмонию, из-за какой-то противоречивой мести Мэла. Центр города далеко, и нам придется вызывать такси, чтобы погреться в пабе или гостинице, дожидаясь возвращения его величества. Да и околеем мы раньше, чем такси сюда доберется.

Я приваливаюсь плечом к двери и делаю глубокий вдох.

– Рори? – спрашивает Кэллам, в его голосе слышится тревога.

– Обещаешь не осуждать меня, Кэл?

– Обещаю.

Я резко толкаю дверь, чертовски хорошо зная, что она не заперта, потому что в последний раз – восемь лет назад – так и было.

Мы входим в дом, который изнутри выглядит в тысячу раз хуже, чем раньше. Кэллам с поджатыми губами расхаживает по коттеджу, созерцая старую обшарпанную мебель и разбросанные газеты, диски и виниловые пластинки. На диване валяются сборники стихов и свернутые рулоном мятые тетрадки, а кофейный столик и барная стойка завалены горой хлама, пыли и грязи.

Я в изумлении осматриваюсь, пытаясь разглядеть хоть один сантиметр пола, который бы не был покрыт чем-нибудь подозрительно липким.