клятве, превратив процесс старения в эпически прекрасное и стильное действо? Возможно ли такое в исправительном учреждении, да еще и подобного рода? Это самое последнее место, куда ее стоило отсылать.

Вдруг ворота с жужжанием приходят в движение, и Урсула выходит из состояния задумчивости. Кто-то шагает по дорожке в сторону ворот, сжимая в руке небольшую сумку.

И в Урсуле подобно девятому валу нарастает тревога. Так вода убегает от берега, чтобы напитать собою накатывающуюся волну, готовую вздыбиться и обрушиться на песок. Это как вздох перед криком души от острой как бритва мысли, проникающей в самую суть вещей. Что, если все эти годы Руби презирала ее, зная, что она, Урсула, натворила?

Если так, то кто сказал ей об этом? Кто-то из сестер? Урсула поворачивает голову и глядит на Квини. Но не она же?

22

Понедельник, 25 октября День

Квини видит, как Урсула делает пару неуверенных шагов к воротам, словно она только что научилась ходить. Знает ли Урсула всю правду о себе? Осознает ли она, что влюблена в Руби? Ведь так было всегда – возможно, с того самого первого дня, когда Урсула впервые увидела Руби.

Любовь – подлое животное, – думает Квини. – Даже более подлое и капризное, чем охваченные ею смертные. Любовь подобна молнии, которая может вдруг ударить с неба, на котором нет ни единого облачка. Или она, словно бейсбольный мяч, может разбить тебе коленную чашечку в самый разгар праздника в честь твоего дня рождения. Конечно же любовь может быть и прекрасной, обогащая собой человека, а не уродуя его, но не всем дарована такая карма.

Любовь же Урсулы была подобна ножу, впившемуся в ахиллесово сухожилие. И как же больно было сестрам наблюдать все это.

Квини видит, как напряглась сейчас Урсула, словно готовясь к отражению атаки. Квини хотела бы отвернуться, но не может, так сильно это зрелище завораживает. Ибо некоторые истории столь эпичны и значимы, что втягивают в свою орбиту и остальных. Как, например, сейчас. Квини знает, что эта сценка, в которой она всего лишь зритель, оставит отпечаток в ее мозгу подобно метеору, расчищающему для себя пространство на месте падения.

Вряд ли бы что-то изменилось, если бы сестры сказали что-нибудьУрсуле, когда им с Руби было по тринадцать лет. С какой грустью глядела Урсула, как Руби обклеивает стены своей комнаты постерами с Кларком Гейблом [53], Кэри Грантом [54] и Хамфри Богартом [55]. А потом, когда обеим исполнилось восемнадцать, как разрывалось сердце Урсулы, когда Руби без умолку трещала про свою первую любовь – Брендана Фишера, красивого мальчика, с которым она разговорилась в автокинотеатре в соседнем городке.

И надо ли было оттаскивать Урсулу от Руби, когда они, двадцатипятилетние, все еще спали в одной кровати, сплетясь телами подобно веточкам виноградной лозы, с той лишь разницей, что одна из них делала это с какой-то особенной страстью. А когда им было по тридцать, Урсула отвергла предложение руки и сердца, сказав ухажеру, что ее сердце принадлежит другому человеку.

Хотя сестры всегда были за честный разговор друг с другом, грубого вмешательства они не приветствовали. Обратись к ним Урсула за советом, они дали бы этот совет со всей присущей им нежностью и любовью. Но Урсула ни о чем не спрашивала – очевидно зная, что ей скажут. Порою мы требуем от жизни лишь одного – не ломать шарады, которые мы сами же и нагромоздили, не бить зеркала, между которыми мечется наше искаженное представление о реальности.

Между тем человеческая фигурка подходит все ближе к воротам, и тут у Квини возникает неприятное ощущение, будто за ней следят. Оторвав взгляд от Руби, Квини обводит глазами парковку и замечает, что заднее стекло «Линкольна Навигатора» слегка опущено. Квини глядит поверх очков, и у нее перехватывает дыхание.

Она никогда не видела человека, который сейчас за ней подглядывает, но все равно знает, кто это. Брэд Гедни ужасно похож и на своего отца, и на дедушку. Его исхудалое лицо лишено мышц и жира: оно – как череп, обтянутый кожей. Еще на ум приходит сравнение со скатертью, накинутой на обшарпанный стол.

Его глаза навыкате блестят, как у лихорадочного больного, но Квини знает, что это глаза фанатика – она уже видела этот взгляд у старших Гедни. Одна бровь этого человека рассечена шрамом, придавая лицу вечно удивленное выражение.

Гедни едва заметно кивает Квини, словно не желая тратить на нее ни толики своей энергии. И тут, вздрогнув, она вспоминает, как однажды нашла свой кабинет в полном беспорядке – кто-то хорошо порылся у нее в столе. А через пару месяцев она обнаружила на первом этаже следы от обуви, измазанной в саже.

Может, в дом забирался этот самый Брэд Гедни? От этой мысли по телу Квини пробегает дрожь.

Довольный произведенным эффектом, Гедни поднимает стекло, и «Навигатор» трогается с места.

23

Понедельник, 25 октября День

Урсула смотрит сквозь сетчатое ограждение и видит человека с небольшой сумкой, человека, который не может быть Руби. Откуда эти короткие седые волосы, впалые щеки и щетина на круглом подбородке?

Урсула внимательно вглядывается и узнает контуры плеч, посадку склоненной набок головы. Теперь нет никаких сомнений, что эта одинокая фигура и есть Руби. И при этом – узкие мальчишеские бедра, брюки, мужская рубашка и плоская грудь.

Руби уже вышла за пределы Дейтоновского исправительного учреждения для мужчин, и Урсулу пронзает мысль: Ах, Руби. Что-то надламывается в ней, словно трещины в глыбе льда.

Руби выглядит как старик – именно так ее и воспринимают остальные. И те, кто приговорил ее к многолетнему заточению среди мужчин, полагали точно так же.

Это душераздирающее зрелище – видеть Руби такой. Все равно что подловить человека обнаженным, когда он особенно беспомощен. И дело не только в том, что Руби выдает себя за мужчину (до трагических событий она с тем же рвением старалась оставаться женщиной). Ко всему прочему, Руби выглядит ужасно растрепанной. Какое вопиющее нарушение личного пространства – ведь она никогда, сколько Урсула ее знает, не позволяла себе показаться на людях в подобном виде.

В памяти Урсулы сразу же всплывает картинка из детства: на следующий день после своего приезда шестилетняя Руби сидит на полу своей комнаты напротив Урсулы и вытаскивает из сундука викторианских кукол – этот сундук Мирабель притащила для девочек с чердака.

– Гляди, какие у нее волосы. – Руби тянется