Изумленный охранник не двинулся с места, а с девочкой пришлось повоевать. Единственный способ заставить секретаршу прекратить сопротивление и заняться собой, это при появлении ее перед собой как бы случайно взять за грудь.

Ворвавшись в кабинет к Старостину, я под гробовое молчание нескольких сидящих у него посетителей бухнул папкой о стол и сказал:

— В компании два мрачных типа из налоговых органов.

— Я знаю, — спокойно резюмировал Сергей Олегович, снимая очки и глядя на меня не без интереса.

— Когда они доберутся до документов, доказывающих контакты компании с «Белль», у нас будут неприятности.

Сидящий по правую руку от Старостина начальник медицинского центра Малахов улыбнулся.

Я знаю, почему он улыбается. Я похож на героя фильма «Сыщик», который ворвался в кабинет начальника городской милиции, где высшие чины разрабатывали план разгрома преступного сообщества, и крикнул: «Я нашел того, кто украл с чердака лифчик и наволочку!» Компания СОС застрахована от неприятностей априори. Для этого проделана невероятная по масштабам работа. Чтобы застраховать судебные издержки, Старостин по просьбе одной из председательш районных судов проставил в трудовой книжке ее дочери, тупой суки, необходимый стаж в пять лет, дабы дочка могла быть рекомендована коллегией судей, как когда-то и мама, на должность судьи. Безголовая дочура якобы работала в СОС юристом. Теперь решения суда, находящегося в ведении мамаши, предсказуемы, а юристу Говоркову, присутствующему на судебных заседаниях, нет нужды выглядеть умно и произносить сложные речи. Приблизительно такие же предохранительные мероприятия, исключающие зачатие неприятных для компании последствий, были проведены и с другими государственными учреждениями. Пожарные, сыск, СЭС — все так или иначе получали от СОС. Вот по этой-то причине мой визит был воспринят со сдержанной улыбкой. Однако начальник медицинского центра не знал того, что знали мы с «папой». В любой государственной организации найдется сволочь, готовая поставить под удар результат многолетнего труда руководителей. Явится вредный лейтенант пожарной службы да закроет в связи с захламленностью запасного выхода медицинский центр. Пока суть да дело, пока лейтенантика уволят, а предписание сожгут, пройдет время, и если один день жизни этого лейтенанта не стоит и гроша ломаного, то день такой компании, как СОС, означает либо приход миллионов, либо их потерю. В зависимости от качества проведенного дня.

— Они не похожи на тех, с кем можно договориться, — бросил я и придвинул к Старостину папку. — Здесь договор с «Белль», согласно которому компания получила прибыль в восемь миллионов рублей. Сроки оглашения доходов миновали, это значит, что уже возникли предпосылки для рассмотрения данного деяния в свете Уголовного кодекса. Мне жаль Ходорковского, я представляю, как он мучится.

— Спрячьте этот договор, — надевая очки и тем исчерпывая проблему, буркнул Старостин, а начальник медицинского центра развел в стороны руки и посмотрел на меня как на человека, который и сам мог бы догадаться о таком простом способе защиты от налоговиков.

— Сергей Олегович, — тихо сказал я, — в конце шестидесятых, во время чемпионата мира в Стокгольме, когда мы играли с чехословаками, к нашему тренеру Тарасову в раздевалку пришел спортивный функционер от КПСС и сказал: «У партии есть предложение. А что, если нашему вратарю между щитков повесить сеточку? Шайба будет в ней путаться и не попадать в ворота». И тогда Анатолий Тарасов ответил ему: «Мы уже думали над этим, и нашли более верный способ. Мы заколотим наши ворота досками».

— Это как-то относится к тому, с чем вы пришли?

— В полной мере. Договор спрятать я, конечно, могу. Для этого много ума не надо. Я положу его за батарею центрального отопления. Но поскольку нужно будет прятать его последствия в статистическом отделе, бухгалтерии и банке, то более верным способом будет прямо сейчас вытолкать налоговиков за проходную.

Старостин постучал дужкой очков по зубам.

— Черт возьми, куда смотрел юротдел и финансисты… Два миллиона… Курам на смех… Что вы предлагаете?

Я распахнул папку.

— Это заявление гражданина Чекалина полуторалетней давности. Он просит господина Старостина внести пожертвование на его имя для лечения саркомы легких. Это расписка от гражданина Чекалина полуторалетней давности о получении необходимой суммы. А это — внутренний приказ Сергея Олеговича Старостина как приложение к договору в одностороннем порядке. В нем отдается распоряжение финансовому отделу перечислить полученную в результате сделки сумму на имя больного Чекалина. Вот номер расчетного счета Чекалина в Сбербанке России. Пожертвования не облагаются налогом, Сергей Олегович, а заключение сделки с «Белль» отныне выглядит не как способ получения прибыли, а как способ помочь больному Чекалину. Никто не придерется хотя бы по той причине, что быть сволочью никто не желает. Восемь миллионов я потом сниму со своего счета и перечислю на счет СОС. За исключением одного процента от них, разумеется, поскольку с меня снимут его при операции. СОС содержит средства в коммерческом банке, ничего не поделаешь…

Старостин внимательно посмотрел на меня, и я заметил, что лицо его светится скрытой благодарностью. Лучики тепла пробиваются сквозь тучу облаков, и слегка греют — такое ощущение я испытывал, глядя на Старостина.

Подмахнув приказ, он попросил все еще поправляющую лиф секретутку вызвать начальника финансового департамента.

В этот день, когда я собирался идти домой, а инспектора отвалили часом ранее несолоно хлебавши, я уже взялся за ручку двери и вдруг прозвенел телефон. Недоумевая, кто бы это мог быть, я снял трубку и услышал голос Старостина:

— Зайди ко мне, Герман.

— У меня очень мало времени, сынок, — не глядя на меня, он собирал в кожаный портфель какие-то бумаги. — Через полчаса я встречаюсь в правительстве. Сегодня я подписал приказ о назначении тебя заместителем начальника юротдела СОС. Это неплохая прибавка к жалованью, что-то около тысячи долларов… Да, чуть не забыл. Восемь миллионов возвращать не нужно. Жена есть?

— Почти жена.

— Передай ей привет от меня. Вот с этим, — и он, так же не глядя, положил на стол коробочку.

Дома Ирина, раскрыв ее, ахнула. Осторожно, словно это были капли ртути, она поднимала из нее сережки из белого золота с изумрудами, и хорошела на глазах. Хотя хорошеть еще больше, как мне казалось, некуда.

— Это человек невероятной силы, — шептала она, слушая мой рассказ о налоговиках и начальнике медицинского центра. — Твой Сергей Олегович — он просто родился для того, чтобы дарить людям жизнь.

Просматривая раз за разом документы, я все чаще заглядывал в папку, где находилось дело постоянного клиента СОС Милорадовой. Это физическое лицо, если верить бумагам, занималось поставкой компании хлорида натрия. Чтобы непосвященному в тонкости медицинской терминологии было понятно, что кроется за этим колющим, словно ланцет хирурга, названием, я объясню. Хлорид натрия — это соленая вода, в ней разбавляется в незначительных, я бы даже сказал, в мизерных количествах основное лекарство, и смесь внутривенно вводится в организм больного. Словом, все видели капельницы. Это такие пластиковые трубки с иглой на конце, из которых в советские времена таксисты плели рыбок и чертей, чтобы подвесить к зеркалу заднего вида. Один конец трубки с иглой вводится в вену пациента, второй конец с иглой втыкается в банку с прозрачным раствором, и водичка с лекарством под воздействием гравитации скатывается в кровь, чтобы оздоровить тело. Так вот, то, что в банках, и есть хлорид натрия. Он поставляется в больницы в огромных количествах, поскольку ни одно капельное введение без хлорида натрия немыслимо. Но цена этого препарата по отношению к другим препаратам такова, что сопоставима разве что с солью, если сравнить ее цену с ценой на другие продукты. В общем, если соль стоит шесть рублей, а кило мяса двести, то приблизительно в таких же пропорциях соотносится хлорид натрия с тем же пирацетамом.