Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 21 22 23 24 25 26 27 28 29 ... 49
Перейти на страницу:

- Вы с ним знакомы?

- Нет, я его не знаю. - Родригес испуганно затряс головой. - Он принадлежит к другому ордену. Я никогда его не видел. Даже имени не слыхал. Этот падре... Он жив?

- Конечно, жив! Он принял японское имя, живет в Нагасаки, женился... Можно сказать, процветает.

Воображению Родригеса внезапно представилась улица в Нагасаки - городе, которого он никогда не видал. Лучи заходящего солнца ярко отражались в маленьких окнах маленьких домиков, стоящих вдоль извилистой дороги, и по этой дороге шел падре Феррейра в таком же одеянии, как у этого переводчика... Нет, такого не может быть! Что за нелепая фантазия!

- Я вам не верю...

Иронически усмехнувшись, переводчик вышел из хижины. Дверь снова закрылась, свет померк. Сквозь стены проникали голоса стражников.

- Изрядный умник... - объявил переводчик. - Но все равно, скоро он отречется...

«Это он обо мне», - подумал священник. Он мысленно повторил имена, которые только что назвал переводчик. Порро и Педро были ему незнакомы, но о Кассоле он определенно слышал в Макао. Этот португальский миссионер, в отличие от Родригеса, прибыл в Японию не из Макао, а из Манилы, испанских владений. Вестей от него уже очень давно не было, и в ордене решили, что он принял мученическую кончину. Но за этими тремя вставала фигура Феррейры, которого Родригес разыскивал с самого первого дня в Японии. Если переводчик не лжет, не старается припугнуть, значит, слух оказался правдой: падре Феррейра, очутившись в лапах Иноуэ, предал Церковь.

«Если даже Феррейра отрекся от веры, выдержу ли я предстоящее испытание?» - мелькнула тревожная мысль. Родригес резко тряхнул головой, стараясь отогнать тягостное сомнение. Но вопреки его воле тем настойчивей подступили к нему опасения.

«Exaudi nos, Pater omnipotens et mittere digneris Sanctum qui custodiat, foveat, protegat, visitet, atque defendat omnes habitantes...»[23]

Он читал молитвы, стараясь отвлечься от этих дум. Но молитва не приносила успокоения.

- Почему Ты молчишь, Господи? Почему Ты всегда молчишь?.. - прошептал он.

* * *

Вечером дверь снова отворилась. Стражник молча поставил перед ним деревянную миску - в ней лежало несколько кусочков тыквы - и вышел. Когда Родригес поднес пищу ко рту, он почувствовал неприятный запах, похожий на запах пота. Наверное, тыква была несвежей, сваренной несколько дней назад, но голод был нестерпим, и он с жадностью съел ее вместе с коркой. Он еще не покончил с едой, а мухи уже кружились вокруг его рук. «Я стал похож на бродячего пса...» - подумал Родригес, облизывая пальцы. От Валиньяно он слышал, что некогда местная знать любила приглашать миссионеров к обеду. В ту пору португальские корабли, груженные разнообразным товаром, заходили в гавани Хирадо, Ёкосэура и Фукуда, и миссионеры не испытывали недостатка ни в хлебе, ни в вине. Они читали молитву перед тем, как сесть за опрятный, красиво убранный стол, и спокойно, неторопливо вкушали пищу. А он, даже забыв помолиться, набросился сейчас на эти помои, годные разве что для собаки... Какой позор для священника! Конечно же, Бог существует не для того, чтобы досаждать Ему жалобами и мольбами, Бога надобно славить в молитвах. И все же как трудно по-прежнему славить Господа - подобно прокаженному Иову - в час испытаний... Дверь снова скрипнула, и появился все тот же стражник.

- Падре, мы отправляемся...

- Куда?

- В гавань.

Родригес встал; его пошатывало от голода. Смеркалось, ветви деревьев бессильно поникли, будто истомленные дневным зноем. Лицо облепили тучи москитов. Издалека доносилось кваканье лягушек.

Его окружили трое стражников, но, казалось, никто даже не опасался, что пленник сбежит. Они громко переговаривались, смеялись. Один из них отошел в кусты и стал справлять нужду. Родригесу подумалось, что он мог бы сбить с ног двух оставшихся и бежать. Но едва у него мелькнула эта мысль, как шагавший впереди стражник оглянулся и спросил:

- Падре, душно было там, в хижине, да?

Вглядевшись в его добродушное лицо, Родригес отбросил всякую мысль о побеге. Если он убежит, наказаны будут эти крестьяне... Слабо улыбнувшись, он кивнул.

Они прошли по дороге, которой он брел сегодня утором. Больными глазами он смотрел на большие деревья, растущие средь полей, где все: громче раздавалось кваканье лягушек. Эти деревья он помнил. На ветвях, хлопая крыльями, сидели вороны, оглушая хриплым карканьем воздух. Сливаясь с голосами лягушек, карканье мрачным эхом разносилось окрест.

Когда они вошли в деревню, у дверей многих хижин поднимались белые столбы дыма от дымокуров - отгоняли москитов. Какой-то мужчина, в одной набедренной повязке, держал на руках ребенка. Заметив священника, он открыл рот и засмеялся, как дурачок. Женщины, печально опустив головы, долгим взглядом провожали идущих.

За деревней потянулись поля. Дорога пошла под уклон, пахнущий морем ветер наконец-то коснулся лица Родригеса. Внизу виднелось то, что громко именовалось гаванью; это была просто-напросто куча наваленных друг на друга черных камней, служивших лодочной пристанью. Две утлые лодчонки были вытащены на сушу. Пока стражники подкладывали под них слеги, священник подобрал в песке горсть розовых ракушек и начал перебирать их. Эти раковины были единственной красотой, которой коснулся его взор за весь минувший день. Он приложил ракушку к уху: из ее глубины донесся приглушенный шум. Внезапно его охватила тоска. Он стиснул пальцы - осколки раздавленных ракушек с глухим шорохом посыпались на песок.

- Садитесь!

Вода на дне лодки неприятно холодила опухшие, покрытые пылью ноги. Ухватившись за борта лодки, священник закрыл глаза и вздохнул.

Лодка отчалила, он рассеянно взглянул на гору, по которой блуждал до сегодняшнего дня. В вечерних сумерках она казалась округлой, как женская грудь. Он перевел взгляд на берег и увидел какого-то оборванца. Тот что-то кричал на бегу, потом споткнулся и упал на песок. Это был предатель Китидзиро...

Китидзиро снова вскочил, что-то вопя - не то плакал, не то бранился. Слов Родригес не разобрал. Странное дело, он больше не испытывал ни обиды, ни ненависти - он был во власти смирения: ведь раньше или позже его все равно схватили бы... Китидзиро остановился у кромки воды - очевидно понял, что лодку ему не догнать, - и все смотрел им вслед. Неподвижная фигура его постепенно растворилась в вечерней мгле.

* * *

Ночью лодка вошла в какую-то бухту. Родригес чуть приоткрыл глаза и сквозь дрему увидел, как прибывшие с ним стражники сошли на берег, а на смену им в лодку сели трое новых. Они разговаривали на местном диалекте, но он так устал, что ему не хотелось напрягать слух чтобы понять, о чем они говорят. Он уловил только часто: звучавшие названия «Омура», «Нагасаки» и подумал, что, наверное, его везут в Нагасаки или в Омуру. Днем в хижине, он еще молился об одноглазом и о женщине, угостившей его кабачком, но сейчас он был так измучен, что не хватило бы сил молиться за себя самого. Ему было безразлично, куда его везут и что с ним будет дальше. Закрыв глаза, он снова уснул, но время от времени просыпался и слышал все тот же однообразный плеск весел. Один стражник сидел на веслах, двое других пребывали в угрюмом молчании. «Господи, да свершится воля Твоя...» - сквозь полусон прошептал он, подумав, что хоть его состояние и похоже на то смирение, с которым Святые угодники вверяли себя промыслу Божьему, но, в сущности, совершенно иного свойства. «Что с тобой происходит? Уж не теряешь ли ты веру?» - промелькнуло в самой глубине сознания, но сейчас у него не было сил прислушаться даже к этой мысли.

1 ... 21 22 23 24 25 26 27 28 29 ... 49
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?