В прусское селение он ворвался через пролом в стене частокола. Сшиб с ног кривой вайделотской дубинкой преградившего путь кнехта. Добивать не стал — время дорого. Пусть это сделает дядька Адам. Второго противника, рыпнувшегося было наперерез, уже свалила певучая стрела. И третьего тоже…

Бурцев бежал к запертым воротам, за которыми гибли русичи, татары и монголы. Бежал, стараясь не ввязываться в драку. А драка вокруг была славная. Избиение беззащитных баб и детишек прекратилось. Орденская пехота теперь жестоко схлестнулась с набежавшими из леса прусскими мужиками. Кнехтов оказалось чуть побольше, да и вооружены они были лучше, но пруссаки в ярости поистине страшны. Когда они вершат возмездие, один троих стоит.

Оружие убитых кнехтов расхватывалось неистовствующими бородачами в мгновение ока. Только возле молельного сарая Бурцев смог сменить жреческую палку на немецкую секиру с длинной рукоятью. Уже кое-что!

Меткие стрелы Адамовой ватаги по-прежнему освобождали его от необходимости пробиваться через селение с боем и оберегали тыл. Толковая аккуратная поддержка лучников дарила лишние секунды. И Бурцев старался максимально использовать это время.

И-эх! — Он с разбега вскочил на внутреннюю насыпь у частокола. Ага! Возвышение небольшое, но поле боя — как на ладони. Лучшего командного пункта не придумать. И приказы отсюда, должно быть, слышно хорошо, а то ведь ни бунчуков сигнальных, ни барабанов под рукой нет. Хотелось, правда, не глотку рвать, а спрыгнуть вниз, да помочь ребятам только что раздобытой секирой. Но там внизу — в теснотище боя пешему ни хрена не увидеть, не понять, не организовать оборону. А секирой больше, секирой меньше — сейчас уже невелика важность. Толковый же приказ, отданный в нужную минуту, ценится куда выше.

За тыном Бурцев не хоронился. Поднялся в полный рост. Заорал. И по-татарски орал, и по-русски:

— Дмитрий, дурень, не рассыпайся! Собирай новгородцев в кулак, сдвигай вправо! В середке народу много — там кучкуйтесь! Бурангул, давай назад и влево, уводи стрелков, кто уцелел, за ханских панцирников!

Его зычный голос разносился над полем боя, перекрывая шум сражения.

— У ворот стенку стройте, Дмитрий! У ворот, где нукеры стоят. Вместе с ними стройте, а не порознь. Плотнее щиты! Плотнее! Копья! Копья вперед. Вправо сомкнись! Бурангул, ты куда прешь? Назад отходи — к воротам! Все отходите! Все! Мать вашу, шайтаны недорезанные! Раненых не бросать!

Нежданное возвращение воеводы вдохновило и новгородцев, и степняков. Бойцы воспрянули духом. Разрозненные группки кочевников и русичей, повинуясь приказам Бурцева, сливались в единое целое, ставили перед тевтонами сплошную линию щитов и копий, через которую без разгона, так просто, и не проломишься.

— Теперь держать! — надрывался он. — Держать оборону! Как открою ворота — лучники внутрь!

Заметили горластого военачальника и вражеские всадники. Один из крестоносцев, исхитрившись, вклинил-таки коня между пешими ратниками и частоколом, протиснулся поближе, попытался с седла срубить человека на стене. Низенький прусский тын ненамного вознес Бурцева над сражающимися. Так что достать его длинным рыцарским мечом всаднику было вполне по силам.

Бурцев уклонился от свистящей стали — острие клинка лишь царапнуло по вороту плотной поддоспешной куртки. А рыцарь уже двинул коня вплотную к стене, размахнулся вновь.

Второй раз бывшего омоновца спасло заостренное бревно частокола. Вовремя укрыло, родимое, от неминуемой смерти. Меч вошел глубоко в дерево, а тут уж и сам Бурцев в долгу не остался. Обхватил покрепче рукоять секиры, гакнул от души, ударил сверху вниз, опустил тяжелое лезвие на маячивший за стеной горшкообразный рогатый шлем. Шлем прогнулся, лопнул. Рыцарь с черным крестом на белом плаще рухнул наземь.

Ну, хватит, потешились малость, теперь пора дело делать. Он сбежал к воротам. Обухом секиры высадил засов.

— Лучники, на стену! Живо!

И без того уж не полная сотня Бурангула — легковооруженная и вовсе не предназначенная для рубки в пешем строю — понесла тяжелые потери. Татарских стрелков осталось десятка два — не больше. Теперь эти два десятка во главе со своим юзбаши должны решить исход битвы.

Пока новгородские дружинники и закованные в чешуйчатую броню монгольские нукеры сдерживали рыцарей у ворот, лучники заняли позиции на оборонительном тыне. До сих пор, в тесноте рукопашной, им было не развернуться. Зато сейчас, находясь под защитой стен, воины Бурангула получили возможность расстреливать рыцарей практически в упор. На такой дистанции опытному лучнику нетрудно сбить врага, сцепившегося с другом. И степные лучники били. Били, как всегда, — быстро и метко. Некоторые пускали по две стрелы сразу, и ни одна не уходила мимо цели.

Даже доспехи лучших немецких мастеров не устоят перед мощными луками кочевников. Тяжелые граненые наконечники рвали звенья кольчуг и насквозь прошивали панцири. Всадники один за другим валились под копыта собственных коней.

Тевтонские арбалетчики попытались было огрызнуться куцыми оперенными болтами, но сразу же пали, утыканные длинными стрелами татар.

Запыхавшийся бородатый стрелок втиснулся между Бурцевым и Бурангулом.

— Дядька Адам?!

— Ну, я, — спокойная констатация факта. Пожилой бородач натянул лук, пустил стрелу, другую… Волчьешкурая ватага не отставала от своего предводителя. Пруссы сшибали оруженосцев, чьи брони были поплоше рыцарских, валили и самих тевтонских братьев, целя в уязвимые места лат и по смотровым щелям топхельмов, а если не могли достать всадников — не щадили орденских коней.

— Ты почему здесь, дядька Адам?

— Да вот, решил подсобить Бурангулу.

В третий раз зазвенела тетива.

— Ну, а там что? — Бурцев мотнул головой назад.

— Там все! Кнехтов перебили. Кто уцелел — разбежались. У пролома выставлена охрана. Второй раз оттуда не ударят.

Тевтоны, впрочем, о штурме больше не думали. Прикрываясь щитами, крестоносцы отступали от частокола. Кто отступал, а кто уж и бежал сломя голову. Преследования со стороны пешего противника они могли не опасаться. Но вот стрелы из-за частокола еще настигали беглецов. Потому и торопились немцы сгинуть с глаз долой.

— Куда намылился, ублюдок?

Одинокий орденский брат при полном вооружении гнал коня в ту самую рощицу… Белый плащ с черным перекрестием мелькнул среди деревьев. И исчез. Стрелой не достать! И не разминется ведь уже тевтон с Аделаидой, никак не разминется!

Да, при княжне остались фон Берберг и его оруженосец. Да рядом опытный боец Сыма Цзян. Но что, если этого мало? Теперь охрана княжны не казалась Бурцеву такой уж надежной. Больно кольнуло в сердце. Неужто все?! Неужто не уберег милой Аделаидки?! Понадеялся, блин, на неприметный глухой уголок, полез в бой, идиот, оставил девчонку на попечение старика и германцев. Дур-рак! На себя, только на себя надо рассчитывать в подобных делах.