Ди улыбнулась.

— Вынуждена призвать тебя сосредоточиться.

— Как скажете. Придется начать все сначала. — Начать все сначала… Она влечет его, и он не в силах сопротивляться, хотя разум и говорит ему: одумайся! Вспомни, к чему привела история с Марсией! Остановись, пока не поздно! Он взглянул ей в глаза и понял, что тонет в них. — У тебя самые прекрасные глаза на свете.

— Немного банально, но ничего, сойдет.

— А еще… Мне нравятся эти веснушки. — Он коснулся ее носа.

Ди явно смутилась.

— Я… э… Спасибо.

— Ну как?

— У тебя здорово получается.

— Если я вдруг скажу, что у тебя чертовски красивый лоб, ударь меня!

— Непременно! — Она смотрела на него.

А он коснулся ее губ.

— У тебя очень красивые губы.

— Ты преувеличиваешь!

— Ни капельки. — Он наклонился к ней. Теперь его губы были совсем близко. — К тому же это мы сейчас узнаем.

Еще несколько секунд Линдон сомневался, правильно ли он понял ее. Но, когда ее губы потянулись к нему, он больше не сомневался: опасения его были напрасны. Ди прижалась к нему, обняв его за плечи, и он почувствовал, как ее пальцы ерошат волосы у него на затылке.

Их дыхание слилось воедино. Линдон продолжал целовать ее, но теперь его руки спустились ниже и начали гладить ее бедра.

Поцелуй продолжался, а ему вдруг пришло в голову, что баррикады, которые он так старательно сооружал, рассыпались при первом же обстреле. Но теперь — он это знал, знал наверняка — ему больше не нужны никакие баррикады. Он не хочет оборонятся. Он знает, что может довериться ей, знает, что может снова испытать простые и такие естественные человеческие чувства.

Сознание этого доставляло ему радость. Но к радости все равно примешивался страх.

— И что мне с тобой теперь делать? — проворчал Линдон.

— Может, снова поцеловать?

И он поцеловал ее.

Но вопрос остался без ответа. Он осторожно приподнял ее голову и взглянул ей в глаза. Глаза, которые его просто завораживают.

— А что потом? — прошептал он.

— Не знаю. — Она снова притянула его себе, и он погрузился в необъятную нежность ее губ.

Впрочем, на этот раз поцелуй не был таким уж долгим.

— Кхе-кхе! — Кто-то, стоявший у входной двери, прочистил глотку.

Линдон и Ди дернулись как от удара током.

— Не буду угадывать, что вы об этом думаете, — раздался голос Вейда Скоувила, — но одно я знаю твердо. Вам повезло, что именно мне, а не кому-то еще из ребят надоело шастать по пивным. Хоть бы дверь входную закрыли, что ли, а то вас видать издалека! К тому же Линдон, который целуется с ковбоем-новичком, — он хохотнул, — зрелище не для слабонервных!

— Когда появятся остальные? — спросил Линдон. В его голосе не чувствовалось и следа благодарности за то, что Вейд спас Ди — да и его самого — от позорного разоблачения.

— Собирались уходить. Должно быть, нагрянут минут через пять. После ухода Дика стало совсем скучно. Вот подыскивать ему бабенку — это был номер! — Вейд облокотился о комод, стоявший у входа, и скрестил ноги с таким видом, будто расположился здесь надолго. — Но, к счастью, судя по всему, больше беспокоиться о Дике не придется.

— Слушай, Вейд, — Линдон явно был раздражен, — шел бы ты спать.

— Да нет, спасибо, — ответил тот, делая вид, что не понимает о чем речь. — Я еще не валюсь с ног. Послушайте, ребята, это не кофе случайно у вас тут варится?

— Кофе, — ответила Ди. Только теперь она отступила от Линдона и посмотрела на гостя. — Выпьешь с нами?

Вейд энергично закивал.

— С удовольствием!

Линдон разозлился на нее. Что за новости? С чего это она любезничает с его братцем?

По дороге к плите Ди наклонилась и прошептала ему на ухо:

— Мы перед ним в долгу. К тому же мне надо привести себя в божеский вид, пока не заявились остальные.

— Ладно, иди, — вздохнул Линдон. Как ни прискорбно, но она права. И с этим ничего не поделаешь. А ведь как все начиналось… И какое продолжение могло бы последовать!..

— Чтоб я сдох! — Вейд Скоувил бросил карты на стол и мрачно оглядел собравшихся.

Неплохо бы, подумал Линдон. Нехорошо, конечно, желать смерти своему брату, но, право же, он заслужил самой ужасной участи. Разве не Вейд созвал к Линдону в коттедж кучу гостей, плевавшихся табаком и дымивших сигарами? Стоило ковбоям вернуться из своих ночных похождений в городе, как он пригласил их на партию в покер.

— Линдон будет только рад, — ничтоже сумняшеся, убеждал их Вейд.

Вот они и сидят здесь, на кухне, от сигарного дыма не продохнешь, пепел стряхивают прямо на пол и хохочут над скабрезными шутками.

Одно хорошо: Ди сидит рядом. И мало того, выигрывает.

— Ну и мастак ты играть в покер, Дик! — восхитился Крис. — Где только тебя научили?!

— Сам выучился, — важно ответила Ди. — Год назад подрабатывал в одном казино, вот и нагляделся на этот покер выше крыши.

— Странно, — нахмурился рыжеволосый Чак. — Ведь тебе и сейчас нет восемнадцати, как же тебя взяли на работу?

— Ну… я… — Ди бросила взгляд на Линдона. — Я сказал, что мне уже восемнадцать.

— А они и уши развесили? — загоготал Крис. — Ну и ну! Ведь ты выглядел как настоящий ребенок!

Ди отчаянно пыталась найти выход из создавшегося положения. Так всегда бывает: сначала ляпнешь что-нибудь, а потом, глядишь, тебя в два счета выведут на чистую воду.

— У меня… в этом казино был знакомый вышибала. Он за меня поручился. И вообще, мне всячески помогал.

— Ах вот оно что?! — с наигранным удивлением произнес Вейд. — А я-то думал!.. Ну тогда все понятно.

Линдон красноречиво посмотрел на часы.

— Господи, уже почти три! Вейд, тебе спать не пора?

— Мне-то? Господи, нет, конечно! Да я по выходным вообще спать не ложусь!

Линдон зажмурился. Если так и дальше пойдет, они с Ди никогда не останутся одни. Как же он тогда с ней поговорит? Как выяснит, что произошло между ними? Как поймет, что делать дальше?

Ну и духота здесь! Входная дверь нараспашку, все окна тоже раскрыты, но разве можно таким способом избавиться от убийственной смеси запахов — кофе, сигар, сигарет, пива и виски! На столе стоят нераскрытые бутылки пива; под столом их — уже выпитых — валяется столько, что хватило бы устроить настоящее побоище. Впрочем, пиво еще полбеды. Пол усеян крошками жареного картофеля, солеными орешками, выпавшими из трясущихся ковбойских рук, пакетиками, в которые эти деликатесы были завернуты, и бумагой для папирос-самокруток, к которым испытывал особую слабость Крис. На фоне разговоров и смеха поставленную Вейдом пластинку с техасскими песнями едва слышно.