Попробую приняться за прозу. Быть может, это от усталости. Но теперь с электросветом я думаю, что будет больше желания работать над собой.

18 января 1943 года

В 10 часов 40 минут вечера Информбюро сообщило о том, что блокада Ленинграда прорвана.

19 января 1943 года

Ночью плохо спал. ‹…› Много мыслей витало. Утром в трамваях слышал и видел великую радость на лицах русских людей многострадального города, слезы на глазах и слова «Царица Небесная, Божья Матерь». С Финляндского вокзала шел пешком. В предрассветных сумерках увидел первые праздничные флаги на стенах тюрьмы.

На заводе всеобщее ликование, люди поздравляли друг друга, плакали и целовались. Я сам с трудом сдерживал слезы. ‹…›

В обед собрался общезаводской митинг. Ораторы стояли на танке КВ, только что отремонтированном на заводе. На башне танка развевались два красных флага. Ствол орудия указывал в сторону фронта. Шел мелкий снежок. Вечером часть выступлений передавалась по радио… Необъятная радость переполняла ленинградцев. Не пережившим ее трудно понять эти чувства. Еще труднее все это выразить на бумаге.

22 января

В эти дни много работал на заводе. Провел беседу о Ленинграде, выпустил стенгазету. Вчера после работы заехал к Ивановым. От них домой, с Катериной напилили дров, сварили ужин, легли спать. Сосед угостил водкой. Утром К. уехала, я наводил порядок в комнате. ‹…›

Получил письмо от Валентины Пирожковой, едет в Самарканд, просит помочь материально.

Послал Самуилу 250 рублей, ведь он бедствует, я ему многим обязан, и он мой лучший друг. ‹…›

26 января 1943 года

Беспрерывные обстрелы. Вылетают стекла. Рушатся стены. Много жертв. Хожу пешком и с работы, и на работу. Вот и сейчас тревога. Слышен шум самолетов, бьют зенитки. На работе дел по горло. Написал стихи о прорыве блокады, отдал печатать в «Сталинец», их читали по радио.

Замерзаю окончательно, дует нещадно. Хорошо, что сегодня всего 14 градусов, вчера было 28–31.

Кончаю [писать], пальцы замерзают, кровать холодная, как сугроб.

27 января 1943 года

Сегодня вновь снаряды падали вблизи завода. Я работаю в первом цехе на сборке. Все бледные, усталые, нервные, голодные. Дома – холод. Пиленых дров нет.

Около 9 [часов]. Недавно кончилась тревога. ‹…› Устал, очень, очень устал. Бледный, полуголодный.

3 февраля 1943 года

Третий день оттепель. ‹…› Работаю много. Последние дни в городе стало тише. На улицах срезаем углы. В городе много ран. ‹…› В воскресенье ездил в сестре.

7 февраля 1943 года

Последние дни вьюжные. Ветер ревет вокруг дома и швыряется снегом. Пишу монтаж для заводской самодеятельности к 25-й годовщине Красной Армии. ‹…›

На заводе холодно. Провожу измерения при минус 9 градусах. Пальцы стынут.

13 февраля 1943 года

О эта чертова дюжина! Всегда это число меня связывает с военными хлопотами. Вчера на заводе отобрали военный билет и паспорт. Сегодня явился в военкомат. Оштрафовали на 100 рублей и задерживают паспорт. Оказывается, я должен был встать на воинский учет еще и в милиции, помимо военного стола на заводе. Этот новый порядок до сей поры был мне неведом. В результате столько хлопот.

Сегодня целый день рыскал по городу, и еще на понедельник хватит. Брони у меня нет, и поэтому надо ожидать повестки. Не исключена возможность, что скоро надену погоны и пойду добивать фрицев.

Позавчера приезжала мать. Ей сообщили, что я болен и лежу в больнице. Много пережила старуха. Это был сюрприз со стороны ее родственницы. Мать привезла продуктов, сообщила о гибели Александра при прорыве блокады.

В последнее время задержался с монтажом и на заводе работы много. Военные хлопоты меня удручали, известий нет ни от кого. Больше в жизни писать по заказу не буду! Черт меня дернул связаться с этим литературно-музыкальным монтажом. Срок короткий, а времени нет. Последние дни опять оттепель, как в марте. Трамваи ходят из рук вон плохо. В столовых тоже все по-старому – ералаш. Хочется спать. Время девятый час только, но устал, как солдат после боя, а надо заканчивать халтуру, глаза совсем смыкаются. Город обстреливают почти каждый день, но вести с фронтов радуют, согревают, думаю, что к осени война закончится. Оброс бородой, некогда побриться даже.

14 февраля 1943 года

Поздний вечер. Ветер за окнами. Целый день сидел за столом. По пути в столовую зашел в дом, где жил Анатолий Муравьев, узнал радостные вести – все живы. Мать эвакуировалась в Кировскую область. Анатолий в Москве, и слухи ходят, что скоро приедет. Лев был в госпитале, заходил неделю назад. В квартире живет женщина. Вещи целы. Над дверью надпись мелом: «К Щепкиным». Была тревога, смотрел в окно, как улетал «Юнкерс» от наших ястребков. Зенитки яростно лаяли, устал как черт с этой черной неблагодарной работой. Написал стих о заводе. Передают «В последний час»: взяли Ростов-на-Дону, Ворошиловград, Красный Сулин. Радостное известие.

15 февраля 1943 года

Германские вандалы совсем с ума сошли от черной ярости. Бешено обстреливают город. Дом трясется как лист осиновый. Току нету. Радио молчит: перебиты провода, если не хуже. Трамваи встали. Сегодня солнечный день, похожий на весну, и весь день грохочут разрывы тяжелых снарядов и шрапнели.

Видел во сне Катюню: ласковая, кокетливая, добрая – очень хорошей была она во сне. Красивой и свежей, как в первые дни наших свиданий. Долго утром вспоминал и думал о ней.

Утро было морозное, ясное. ‹…› Опять не получил военного билета. Два раза была воздушная тревога, ненадолго. Где-то упала, но не разорвалась бомба.

Начальник цеха Бородовский получил посылку и поделился со мной табаком – «сибирской самосейкой».

Настроение бодрое, но в то же время устал. Дел много, и спать хочется, надо отдохнуть. Хоть иногда надо и себя пожалеть. Пока есть возможность, а там, может быть, и отдыхать некогда будет, и спать придется урывками в шинелях, как в первые месяцы войны.

Сейчас люди себя не обманывают. Не тешат радужными надеждами на внезапное окончание войны. Тяжело вздыхают и говорят, хоть бы нынче закончилась эта проклятая война. О втором фронте никто и не заикается. Успех Красной Армии воодушевил народ, люди стали спокойнее, но голодают. Голод действует на души хуже всяких обстрелов и бомбежек. Гнилых разговоров теперь не слышно. Никто не сомневается в нашей победе, хотя многие потеряли веру в себя – доживут ли они до великого праздника. Блокада снята, но ленинградцы этого не чувствуют. Питание то же, обстрелы еще яростнее, бомбежки чаще. Все то же, что и 17 января, а вся страна и весь