Снова беспокойство как будто начало подступать. Но только до момента, когда Умар вспомнил о минном поле. Невозможно в темноте его успешно миновать, если не знаешь проходов. Невозможно обойти. Будет взрыв... Может быть, потом и второй последует... Мины могут все-таки сдетонировать, а если не сдетонируют, то может второй неосторожный шаг последовать, и, если они не остановятся, то и третий взрыв будет... Но они тоже не такие простаки, и опыта у спецназовцев не меньше, чем у самого Умара. И школа хорошая. Прошел же Умар, не помня прохода после каменной проплешины. Пройдут и они... Наверное, взрыв может быть только один. Не позволят они себе вторую неосторожность. Но и одного взрыва хватит... И на посту его услышат. И пусть спецназ ГРУ выходит на тропу... Спускаться он будет очень быстро... Это Умар обещает им... Стремительно они будут спускаться, камнями будут падать, потому что часовой обязательно даст возможность спецназовцам полностью занять тропу и только после этого начнет стрелять. Он половину отряда сможет уничтожить раньше, чем кто-то сумеет отойти... Умар сам эту позицию продумывал, сам давал инструкции часовым всех пулеметных постов, верхнего и двух нижних, инструкции, строго привязанные к конкретным условиям, и сам придумывал конструкцию укрытий для пулеметчиков, чтобы обезопасить их максимально и дать возможность стрелять прицельно. И лучше всех других, лучше самого Байсарова знал, насколько все надежно...

И из этой ситуации он, старый спаситель, многократный спаситель, уже не сможет вытащить полковника Раскатова... Старшего лейтенанта Раскатова... Он сможет только потом, когда все закончится, найти его тело и с честью похоронить... Это будет последняя помощь со стороны отставного майора настоящему полковнику... И именно это, именно судьба Раскатова вызвала в Умаре чувство дискомфорта. Но теперь, когда картина того, что может и должно произойти, стала ясной, Умар успокоился...

* * *

Он успокоился, но из-за духоты, из-за дыма, который не хотел уходить из пещеры, никак не мог нормально уснуть. Полноценный сон и отдых были необходимы Умару, чтобы со свежей головой заниматься делами джамаата в отсутствие Байсарова. Но сон не шел. То вроде бы Умар проваливался в беспокойную дрему, то полностью просыпался, входил в ясное сознание и лежал просто с закрытыми глазами, ворочаясь с боку на бок.

Внезапно другая мысль начала беспокоить... А случись что с ним, с самим Умаром – что тогда будет с Астамиром? Он никогда раньше не задумывался над этим. То есть задумывался, когда собирался внять просьбам старших сыновей и переехать в Подмосковье. И о судьбе дочерей, и о младшем сыне думал. А потом, когда пришла ярость от одновременной потери сразу четверых близких, такая же ярость и к сыну пришла. И они не думали о будущем... Они тогда мстили, яростно, неукротимо, озлобленно, мстили, пока и от этого не устали... Но, даже когда устали от мести, мысли о завтрашнем дне начали приходить не сразу. Однако, когда приходили, Умар никогда не видел будущей жизни младшего сына без себя, обособленно... Это естественно... Если старшие сыновья получили воспитание в другое время и легко адаптировались во внешней жизни, как это называется, социализировались, то Астамир ничего, кроме долгой войны, не видел... Большинство его сверстников, кто так же, как Астамир, брали в руки оружие, уже давно сложили его. Астамир рядом с отцом оставался. Им сдаваться было нельзя. Слишком много жизней было прервано их руками, чтобы так вот, как другие, пойти и сдаться... Им пощады быть не могло, и они это прекрасно знали. В пору яростной мести они не считали пролитой крови... Они тогда даже не задумывались о том, что же потом будет... Может быть, они оба тогда жить не хотели... Сейчас это прошло... Сейчас и времена другие, и настроение у отца с сыном другое. Они даже обсуждали возможность ухода в мирную жизнь, туда, в глубину России, где их не знают... Они думали, что будут вместе... Но ведь жизнь прерывается так внезапно и так легко... Только глупец считает человека сильным созданием... Нет силы в человеческом организме, чтобы с той же пулей бороться... Убить человека очень легко... И убить могут и Умара... Что тогда с Астамиром будет?..

В том-то и беда, что он почти не застал нормальной жизни, когда люди ходили по улицам без оружия, когда не выстрелом отвечали на то, что считалось или виделось несправедливым, а старались ответить по-иному – кто кулаком, кто судом, кто просто словами... Была такая жизнь когда-то, и Умар еще помнил ее... И если бы Астамир уехал вместе с отцом, то отец смог бы ему, по сути дела, мало чем от слепого отличающегося, быть проводником, помог бы понять, что можно, а чего нельзя в той, в другой, совсем другой жизни... В жизни без оружия...

Но все живут только по воле Аллаха и никто не знает, какой путь Аллах выбрал тебе на завтра... Пуля может каждого найти... Страшно будет, если пуля найдет Астамира. Жизнь тогда совсем потеряет смысл для Умара... Но еще страшнее будет, если пуля найдет его самого, Умара. И страшно не самому умереть, страшно оставить сына в одиночестве...

Говоря по-честному, Умар всегда мечтал иметь сына честного и справедливого, настоящего мужчину, каким сам себя считал. И всегда старался, чтобы сын сам учился отличать добро от зла. Чтобы не чужим указкам подчинялся, а сам думал... И вчера, во время разговора по пути в лагерь, Умар не стал объяснять всего не только потому, что не нашел нужных слов... Умар постарался заставить думать самого Астамира... И, кажется, сын рос таким, каким хотел его видеть отец... Но словами невозможно объяснить, как следует жить в той, в другой жизни. Надо самому в ту жизнь вернуться, имея сына рядом, и подсказывать ему, учить думать не так, как думал раньше, как думают здесь, в лесу и в горах... Иначе в той жизни не выжить...

Судя по ощущениям, уже утро наступало, а Умар так и не смог уснуть... И кашлять хотелось от тяжелой атмосферы тесной пещерки... И глоток свежего воздуха показался просто необходимым... Глоток чистого, горного воздуха, какого не бывает в городах...

Умар встал, потянулся, привычно взял автомат, даже в темноте чувствуя, где он лежит, и двинулся к выходу, придерживаясь рукой за стену. В проходе он увидел, что на улице уже светает. Не совсем еще рассвело, но светать уже начало... И двинулся дальше. Камни, прикрывающие вход, расступились, выпуская отставного майора ВДВ. Умар шагнул вперед и тут же получил сильнейший удар в горло...

Дыхание перехватило... Так хотелось воздуха, чистого, горного, хотя бы глоток сделать хотелось... Именно для этого Умар из пещерки выходил... А воздуха не оказалось и здесь...

Он лежал около входа и задыхался; лежал, будучи не в силах произнести ни звука, и двумя руками за горло держался, но умом прекрасно понимал, что удар был нанесен профессионально... Так умеют бить в спецназе ГРУ...

Но мысль все же четко сработала – значит, полковник Раскатов, то есть старший лейтенант Раскатов, все же пришел...

Слова полковника Мочилова о том, что в РОШе сидит на испытаниях группа управления космической разведки, как-то выпали из памяти Раскатова. Может быть, потому, что Юрий Петрович не сказал ничего конкретно, просто предположил, что космические разведчики смогут помочь своим наземным коллегам, и все. И ничего не пообещал. И Василий Константинович не ждал звонка от коллег. Но когда Раскатов ответил на звонок, причем на звонок повторный, то услышал незнакомый голос: