Ветровое стекло обдаёт новая завеса дождя.

— Сергей согласен, — следует ответ.

* * *

Я немного проехал и остановился под каштанами, где не так свирепствуют ветер и дождь. Сидящий рядом Сергей ушёл в себя в позе надменной отстранённости и делает вид, что разглядывает пейзаж.

— Давайте ещё немного поговорим о вашей Аннете, — предлагаю я, выбрав самый непринуждённый тон. — Или вернёмся к её изначальному имени Анастасия, под которым она вам преподавала? Расскажите о её талантах.

— Она великолепный лингвист, замечательная женщина, прекрасно образованная, а также мастер конспирации.

— Возраст?

— Я бы сказал, пятьдесят. Может, пятьдесят три. Не красавица, но с достоинством и харизмой. Это отражается на её лице. Такая могла бы верить в Бога.

Сам Сергей в Бога верит, как он признался своим дознавателям. Но его вера — закрытая тема. И как интеллектуал он не питает никаких чувств к церковникам.

— Рост?

— Я бы сказал, метр шестьдесят пять.

— Голос?

— Анастасия говорила с нами только на английском, который знает в совершенстве.

— Вы никогда не слышали, как она говорит по-русски?

— Нет, Питер. Никогда.

— Ни словечка?

— Нет.

— А по-немецки?

— Один раз она заговорила на немецком. Чтобы процитировать Гейне. Это немецкий поэт эпохи романтизма. Еврей по происхождению.

— Как вам кажется, по её выговору, откуда она, географически? Из какого региона?

Я ожидал, что он серьёзно задумается, но ответ последовал мгновенно:

— По-моему, судя по манере держаться, по её тёмным глазам и смуглому лицу, по интонациям, она из Грузии.

Будь поскучнее, настраиваю я себя. Держись как профессионал средней руки.

— Сергей?

— Да, Питер?

— Когда вы с Барри собираетесь отправиться в отпуск?

— В августе. Хотим пройти, как пилигримы, по историческим местам британской культурной и духовной свободы.

— А когда начинается новый семестр?

— Двадцать четвёртого сентября.

— Так, может, перенести отпуск на сентябрь? Скажите ему, что у вас в Лондоне важный исследовательский проект.

— Я не могу. Барри захочет поехать со мной.

Но у меня в голове уже проносятся альтернативные варианты.

— А как насчёт такого? Мы посылаем вам официальное письмо на бланке, ну, скажем, Гарвардского университета, физического факультета, с высокой оценкой вашей работы в Йорке. Вам предлагают двухмесячную летнюю стипендию исследователя в Гарварде, июль-август, с полным обеспечением и гонораром. Вы покажете это Барри. А когда закончите ваши дела в Лондоне в роли Маркуса Швейцера, вы с Барри можете вернуться к изначальному плану и прекрасно провести время, потратив щедрые доллары, которые Гарвард вам заплатил за ваши исследования. Ну как, сработает? Да или нет?

— Если письмо будет выглядеть убедительно, а гонорар — реалистично, мне кажется, Барри испытает гордость за меня, — отвечает он.

Некоторые шпионы-легковесы изображают из себя тяжеловесов. А другие являются таковыми, сами того не желая. Если воспалённая память меня не обманывает, в ту минуту Сергей перешёл в тяжёлую категорию.

* * *

Сидя в машине, мы обсуждаем как два профессионала, каким должен быть его ответ Аннете в Копенгагене: черновой вариант тайнописи с заверениями, что Сергей выполнит все инструкции Московского центра, и сопроводительное письмо, текст которого я оставляю его эротическому воображению, с одной оговоркой: и то и другое должно получить моё одобрение, прежде чем будет отправлено.

Напоследок решив — не в последнюю очередь для собственного удобства, — что Сергею будет легче работать с куратором-женщиной, я сообщаю ему, что отныне по всем рутинным вопросам он переходит под начало Дженнифер, она же Флоренс. Я привезу Дженнифер в Йорк для знакомства и обсуждения, под каким прикрытием они будут общаться: вряд ли она станет его девушкой, слишком высокая и хороша собой… ещё, того гляди, Барри обидится. Я остаюсь его покровителем, а Дженнифер будет мне обо всём докладывать. А про себя я тогда подумал: какой бы бес ни вселился в неё на бадминтонном корте, эта многообещающая операция — хорошее испытание, чтобы восстановить её боевой дух и проверить профессиональные навыки.

На заправке при подъезде к Йорку я вкладываю свои денежки в два сэндвича с яйцом и кресс-салатом и две бутылки шипучего лимонада. Джайлс наверняка бы выставил целую корзинку со снедью из «Фортнума». Закончив пикник, мы с Сергеем вытряхиваем крошки с сидений, после чего я его подбрасываю до автобусной остановки. Он делает попытку меня обнять. Вместо этого я пожимаю ему руку. Удивительно, но ещё довольно рано. Я возвращаю арендованный автомобиль и удачно ловлю скоростной поезд до Лондона, даже успеваю сводить Прю в индийский ресторанчик по соседству. Так как обсуждение конторских дел под запретом, за ужином наша беседа сворачивает на постыдные деяния Большой Фармы. Дома мы смотрим новости по Четвёртому каналу и на этой неопределённой ноте отправляемся спать, вот только сразу уснуть мне не удаётся.

Флоренс так и не ответила на запись, оставленную на автоответчике. Вердикт подкомитета Казначейства по операции «Розовый бутон», если верить загадочному мейлу от Вив, «ожидаем с минуты на минуту». Если эти предзнаменования не кажутся мне сейчас чересчур зловещими, то только по одной простой причине: я слишком возбуждён невероятной цепочкой взаимосвязей, которую раскрыл мне агент Сергей со своей Аннетой. Это мне напомнило афоризм моего наставника Брина Джордана: «Когда долго работаешь шпионом, шоу начинает повторяться».

Рано утром в среду, добираясь подземкой до Камден-тауна, я пытаюсь трезво оценить стоящие передо мной задачи. Как поступить с нарушением субординации со стороны Флоренс? Доложить в управление кадров и инициировать полномасштабное дисциплинарное разбирательство под председательством Мойры? Избави бог. Лучше поговорить с ней один на один за закрытыми дверями. И закончить на позитиве, наградив её перспективным делом агента Камертона.

Когда я вхожу в тёмную прихожую Гавани, меня поражает непривычная тишина. Вот стоит велосипед Ильи, но где он сам? Где остальные? Я поднимаюсь на один пролёт — ни звука. Все двери закрыты. Поднимаюсь ещё на один. Дверь в каморку Флоренс заклеена маскировочной лентой. Предупреждающий красный знак «Не входить». Дверная ручка обработана воском. Зато дверь в мой кабинет открыта настежь. На моём столе лежат две распечатки. Первая, служебная записка от Вив, извещает всех, что после надлежащего рассмотрения соответствующим подкомитетом Казначейства операция «Розовый бутон» отменена по причине непропорциональных рисков.

Вторая, служебная записка от Мойры, ставит в известность все заинтересованные отделы, что Флоренс уволилась со службы начиная с понедельника и что запущена процедура разрыва трудовых отношений в соответствии с предписаниями Главного офиса.