— Так вы, по-моему, и сейчас директор? — Напомнила ему я.

— А! — Он махнул рукой. — Производство наше давно бы сгорело — никому отечественная продукция не нужна, потому все маскируемся: выпускаем свое, а называем как-нибудь на импортный манер. Это для маскировки. А так все больше — здесь купил, там продал — вот и живем. А главное, алюминий тащим, где он плохо лежит. Ладно еще заграницу не продаем за бесценок. Я — патриот. И мой зам нормальный парень. Жалко, говорит, страну. Ну, разве это работа? Одно беспокойство. Вот сейчас хотим здесь купить квартиру-под филиал офиса.

— Купите, — вяло отреагировала я.

— Я бы у вас купил, но вы двухкомнатную продаете, а нам нужна одноканатная — Он уже все узнал в агентстве! Вот их заверения о конфиденциальности!

— Они что прямо так вам все и сообщили?

— Да просто поставили ее уже на продажу, а я смотрел по компьютеру и увидел.

— Ну если так.

— А однокомнатные есть в вашем доме?

— Есть, кажется. — сказала я. — У соседа. Но он — одинокий старик. Конечно, не станет продавать. Наверное, и еще есть…

— У вас родственник умер?

— Да. — Я не собиралась ничего ему рассказывать. Зачем?

— Мне бы такого родственника. — Пошутил он. — Я бы его перед смертью на руках недели две поносил.

Я улыбнулась.

— Может, мне жениться на вас по расчету? Все-таки кругленькую сумму получите, а?

— А как же ваша семья?

— Жену я люблю, — сказал он и захохотал. — Но для такого случая, думаю, она мне даст развод!

— И вы меня недели две поносите на руках?

— Даже три! — Мы засмеялись.

— А вы замужем? — Поинтересовался он чуть позже— Или обеспеченная невеста?

— У меня семеро детей. — Сказала я хмуро. — И я пишу сейчас письмо любимому мужу, а вы ворвались…

— Все понял, — он поспешно поднялся, наверное, немного обидевшись. — До завтра. Зайти перед ужином за вами?

— Хорошо, — согласилась я. Мне не захотелось оставлять у него неприятный осадок о нашей встрече.

Как только за ним закрылась дверь, я стала набирать телефонный номер Максима. Три часа разницы во времени: сейчас у Максима семь — он должен быть уже дома. Обрадуется ли он моему звонку? Нажимая кнопки со знакомыми цифрами, я почему-то вспомнила, что во времена моего детства разница во времени между двумя мне родными городами была четыре часа. А бабушка моя, родившаяся в столице и уехавшая вслед за мужем в этот далекий край, так и не узнала, что приблизилась к своему детству на целый час. Мне стало ее так жаль, так остро я почувствовала скоротечность человеческой жизни: бабушки нет, а жизнь продолжается!

— Слушаю, — сказал Максим, взяв трубку, — слушаю

— Это я… Привет.

— Привет.

— Ну как ты там?

— Нормально.

— Как на работе?

— Тоже нормально. — На все мои вопросы он отвечал односложно, а сам ни о чем не спрашивал.

— Ты… ты соскучился обо мне?

— Знаешь, — он помолчал, — мне кажется, нам больше не нужно встречаться…Ты напрасно позвонила. — Подо мной качнулось и стало уплывать куда-то вниз старое гостиничное кресло.

— Почему?! — Едва слышно крикнула я. Но в трубке уже были короткие гудки. Перезвонить! Объяснить ему, что он все не так понимает, что я уехала не за развлечениями и не от него. Не от него! Я стала вновь лихорадочно набирать восьмерку— но линия была занята Все. Конец. Огромная пустота смотрела на меня своими безразличными глазами изо всех углов. Я подошла к окну. В темном небе высвечивались лунным светом короткие безжалостные облака. Мертвый свет. Равнодушное безмолвие чужого неба… Нет! Нет! Я включила телевизор, музканал. «Упала шляпа, упала шляпа, упала шляпа…» Старая группа «На-на». «Упала шляпа…» Я переключила программу. Гениальный Смоктуновский, которого уже нет в живых, продолжал в который раз играть Мышкина… Я опять переключила: мужской голос, абсолютно без всякого соответствия какой-то детективной погоне, отчетливо произнес: «Не волнуйтесь, все будет хорошо. А он просто идиот!» Сначала я оторопела, но потом все-таки сообразила оглянуться: в прихожей моего номера стоял Андрей. — Простите, — сказал он, улыбаясь, — я заметил, что у вас распахнута дверь и решил предупредить, что одной молодой женщине небезопасно ночевать в гостинице, не заперев замок. Спокойной ночи. — И он, махнув рукой, вышел. Сначала я чуть не рванулась следом, чтобы крикнуть ему как стыдно прослушивать чужие разговоры. Но через секунду неожиданно для себя рассмеялась. Наверное, и в самом деле Максим успокоится и все у нас будет хорошо!

«24 июля.

Вчера днем, в три часа, наш директор, Карачаров, делал нам сообщение о влиянии одной клетки на другую. Даже разделенные непроницаемой стеной, родственные клетки реагируют одинаково: если гибнет одна — погибает и другая… Доклад его был любопытен, хотя мне показалось, что все, что он говорил, я знаю давным-давно: разве непонятно, что существуют какие-то (неважно как их назвать) частицы — переносчики информации от одного организма к другому или от одной клетки к другой. Эти частицы приводят в действие пусковой механизм болезни. Например, шаман имел дело именно с этими невидимыми частицами — как бы блокировал их — а с вирусом человеческий организм может существовать всегда — и не заболеть.

Но все равно я слушала внимательно. Пока не почувствовала чей-то взгляд: я повернулась — из дальнего угла зала на меня смотрел Филиппов Надо же. я даже не заметила, что он тоже здесь! И вновь его глаза показались мне огненно-черными. Через минут пять он встал и вышел. Карачаров, надо признать, либеральный руководитель, он не давит на сотрудников и, если они во время его речи, выходят покурить или еще зачем-либо, не делает из этого никакой служебной проблемы.

Рабочий день подошел к концу, я собрала в сумку свои бумаги и вышла из института. Было очень жарко: по раскаленному асфальту не постукивали каблуки — они легко вдавливались в него и, казалось, сейчас совсем застрянут. Мои белые джинсы и рубашка прилипали к телу… Домой! Под освежающий душ! Скорее! Но скорее не получилось: Филиппов догнал меня возле кромки леса. Мы работаем в научном городке, где сохранили все деревья: сосны смотрят нам в окна, а иногда белки прыгают на ветках, словно дразнящие рыжие язычки.

— Домой?

Я кивнула. Сейчас, когда я была в босоножках на высоких каблуках, он был меня значительно ниже. Стареющий и невысокий. Мне почудились насмешливые взгляды прохожих. Вообще я такая: даже гулять с бабушкой своей стеснялась, хотя, сейчас помнимая, что выглядела она очень респектабельно — в легкой соломенной шляпке в красивых шелковых, пусть и не новых, костюмах… Но она сама всю жизнь считала себя некрасивой, и, возможно, ее неуверенность, сохранившаяся до старости передавалась мне. Может быть, и Филлитов комплектует?»