Никчемная, нелепейшая жизнь.

«Книга шуток со смертью»

Пятница, 19 июня, вечер

Мисс Гарриет Вэйн, одетая в платье цвета кларета, кружилась по танцевальному залу «Гранд-отеля» в объятиях мистера Антуана, светловолосого жиголо.

— Боюсь, я плоховато танцую, — сконфуженно заметила она.

Мистер Антуан, который, к ее удивлению, оказался не евреем, не латиноамериканцем и не полукровкой с Балкан, а французом, чуть крепче обхватил ее уверенной рукой профессионала и ответил:

— Вы танцуете очень правильно, мадемуазель. Только чуть-чуть не хватает entrain[53]. Может быть, вы ждете идеального партнера. Когда танцуют не только ноги, но и сердце, это merveille[54]. — Он посмотрел на нее выверенным приглашающим взглядом.

— И вы обязаны говорить такие вещи всем этим пожилым дамам? — улыбаясь, спросила Гарриет.

Антуан раскрыл глаза чуть шире, а затем ответил в тон:

— Боюсь, что да. Это часть нашей работы, знаете ли.

— Должно быть, очень утомительная.

Он ухитрился пожать плечами, ни на миг не нарушив гибкой грации движения.

— Que voulez-vous?[55]В любой работе есть утомительные моменты, которые искупаются более приятными. Вам, мадемуазель, я мог искренне сказать то, что в другом случае сказал бы из вежливости…

— Обо мне не беспокойтесь, — ответила Гарриет. — Я бы хотела поговорить о другом. Расспросить вас о мистере Алексисе.

— Се pauvre Alexis![56] Ведь это вы его нашли, мадемуазель?

— Да. Хотелось бы узнать, каким человеком он был. И почему покончил с собой таким образом.

— Нам всем тоже хотелось бы это понять. Несомненно, всему виной русский темперамент.

— Я слышала, — сказала Гарриет, чувствуя, что ступает по тонкому льду, — он был помолвлен.

— А, да. С английской леди. Конечно.

— И что, был ли он счастлив?

— Мадемуазель, Алексис был беден, а английская леди очень богата. Ему было выгодно жениться на ней. На первых порах, безусловно, могло быть некоторое desagrement[57], но потом — вы ведь понимаете, мадемуазель, такие дела улаживаются сами собой.

— Как вы думаете, может быть, он внезапно понял, что не вынесет этого, и выбрал такой выход?

— Трудно сказать, но — нет, не думаю. В конце концов, ему достаточно было просто уехать. Он был прекрасным танцором и шел нарасхват. Он бы легко нашел другое место, при условии, что здоровье позволило бы ему продолжать.

— Не было ли у него другой привязанности, которая осложнила дело?

— Насколько я знаю, он никогда не упоминал каких-либо серьезных связей.

— Полагаю, женщинам он нравился? — прямо спросила Гарриет.

Антуан красноречиво улыбнулся.

— Не разбил ли он кому-нибудь сердце?

— Ни о чем таком я не слышал. Но, конечно, друзьям всего не рассказывают.

— Разумеется. Не хочу совать нос не в свое дело, но все это кажется мне очень странным.

Музыка смолкла.

— Как тут принято? — спросила Гарриет. — Мы танцуем дальше или вы уже ангажированы?

— Нам совершенно ничего не мешает протанцевать еще один танец. Потом, если только мадемуазель не пожелает заключить особый договор с руководством, мне следует уделить внимание другим моим клиенткам.

— Нет, я не хочу нарушать заведенный порядок. Но нет ли причины, препятствующей вам и обеим юным леди поужинать со мной позже?

— Совершенно никакой. Вы очень добры, очень любезны. Оставьте это мне, мадемуазель. Я все устрою. Естественно, что мадемуазель интересуется!

— Да, но я не хочу, чтобы управляющий решил, будто я допрашиваю персонал за его спиной.

— N’ayez pas peur, je m’en charge[58]. Вскоре я снова приглашу вас на танец и тогда расскажу, что удалось придумать.

Улыбаясь, он проводил Гарриет до столика, тут же подхватил увесистую леди в туго обтягивающем платье и плавно унесся с нею. Неизменная чувственная улыбка застыла на его лице, словно нарисованная.

Шесть танцев спустя эта улыбка вновь появилась рядом с Гарриет. Кружа ее в вальсе, Антуан сообщил, что в половине двенадцатого, когда танцы закончатся, если она будет любезна отыскать ресторанчик в нескольких кварталах отсюда, он сам, а также Дафна и Хлоя, встретят ее там. Ресторанчик маленький, но очень хороший, и владелец прекрасно их знает. Кроме того, сам Антуан живет в отеле при этом ресторане и будет счастлив угостить мадемуазель бокалом вина. Там им никто не пометает, и можно будет говорить открыто. Гарриет согласилась при условии, что за ужин заплатит она, — и, таким образом, незадолго до полуночи очутилась на канапе, обитом красным плюшем, под зеркалами в позолоченных рамах, за приятным ужином в континентальном духе.

Блондинке Дафне и брюнетке Хлое не терпелось обсудить подноготную покойного мистера Алексиса. Оказалось, что Дафна была его конфиденткой и могла дать подробный отчет о сердечных делах своего покойного партнера. Да, у него была девушка, но пару недель назад их связь прервалась по невыясненным причинам. Нет, это не имело отношения к миссис Уэлдон — с ней, говоря словами мистера Микобера[58], дело было «обеспечено». Нет, это, очевидно, был разрыв по обоюдному согласию, который, похоже, никого особенно не расстроил. Во всяком случае, не Алексиса, который, хоть и всячески демонстрировал положенное в таких случаях огорчение, на самом деле был донельзя доволен, будто провернул выгодное дельце. А упомянутая юная леди с тех самых пор появляется в обществе другого мужчины, вроде как друга Алексиса.

— Если спросите меня, то я скажу, что Алексис сам толкнул ее к этому парню, чтоб не мешала обделывать дела. — В речи Дафны крепкий кокни прорывался сквозь налет показной утонченности.

— Какие дела он обделывал?[59]

— Вот уж не знаю. Но в последний месяц у него что-то было на уме. Он очень важничал, прямо не подступишься к его величеству. «Увидишь, — он мне сказал, — только погоди немного». — «Уж конечно, — говорю ему. — Больно мне надо навязываться. Храни свои тайны, мне-то они точно не нужны». Я уверена, он вел какую-то игру. Не знаю какую, но от радости чуть не до потолка прыгал.