альбома, а Владимир Иванович комментировал снимки. Действительно, на некоторых фото юный Евгений чем-то напоминал Никиту. Дошли и до студенческих фотографий. Рассматривая одну из них, она узнала свою маму. Рука сама потянулась погладить лицо на снимке.

– Это кто на фото рядом с вашим сыном? – тихо спросила она.

– Оля Финк. Хорошая девочка. Она мне очень нравилась, а сын её любил. Вот есть фото крупнее. Ты не замечаешь сходства? Почти одно лицо. Как такое может быть?

– Может, Владимир Иванович. В нашей жизни всё может быть. Ольга Финк моя мама и мать Никиты, – на глазах Сони появились непрошеные слёзы. – Выходит, ваш сын мой отец, а вы мой дед. Была одна тайна, а раскрыли две.

– Соня, почему мы узнаём об этом только сейчас? – голос его дрожал, и он едва сдерживал слёзы.

– Родители мамы никогда не знали моего отца, она это скрывала, а вашего сына кто-то убедил, что она сделала аборт. Мне было десять, когда у меня появился отчим, а об отце мама не любила говорить, но показала письмо и сказала: – «Это всё, что тебе нужно о нём знать. В письмо вложена купюра, переданная мне его новой подругой и предназначенная для аборта. Надеюсь, у тебя больше не будет вопросов по этому поводу». Письмо было коротким: «Прости. Это была ошибка. Ты подумаешь и сделаешь правильный выбор». Мама его и сделала. В конверте ещё лежала банкнота в десять рублей. Когда четыре года назад в квартире делался ремонт, я в одной из книг нашла вот такую же фотографию. На обороте есть надпись «Я и Женька.1985». Я сохранила и письмо, и фотографию, и купюру.

– Женька любил Оленьку. Пока они дружили, жена мирилась, а когда собрались пожениться, взбунтовалась. Не пара Оля нашему сыну. Это она приложила руку к тому, чтобы они расстались. А что выиграла? Прости меня, девочка.

– Вас за что прощать?

– За жену, за сына. Доброжелатели часто меняют судьбы людей не для их блага, а ради своего собственного удобства, амбиций, корысти. Что будем делать, Соня?

– Ничего. Если вам будет спокойнее, мы можем сделать тест с вами, но сохранить это в тайне. Что будет, если мы ошибаемся? А что будет, если всё подтвердиться? Я не хочу быть яблоком раздора в вашей семье. Не забывайте, у вас есть младший сын и ему может, не понравится появление внебрачного ребёнка. Вы уверены, что, окажись Евгений моим отцом, он примет меня? Видите сколько вопросов.

– Да, вопросов больше чем ответов. Хотел познакомиться с новой подругой внука, а встретился с взрослой внучкой. Я как-то уверен в том, что так оно и есть. А что будет дальше, Соня?

– Мы можем с вами дружить, можем друг о друге забыть. Это трудно, но возможно. Выбор есть всегда, было бы желание его сделать. Допустим, мы сделаем с вами заявление после теста. Что изменится? Вы уверены, что семья примет меня и будет устраивать семейные обеды по выходным и праздником с моим участием? Что не будут считать корыстной особой претендующей на наследство? Что Евгений простит Елену, а не порвёт с ней окончательно? А Никита? Его отношения с отцом и сейчас сложные, а меня он может возненавидеть, считая виною всех «открытий».

– Значит, будем лгать во благо?

– Почему лгать. Мы просто сохраним нашу осведомлённость, сделаем из неё тайну. Тайное всегда становится явью, но пусть это произойдёт чуть позже и случайно.

– Договорились. Но тест мы с тобой пройдём. Теперь это для меня важно.

– Выбирайте сами время, место и я подъеду. Результат заберёте сами. Только сделать это нужно либо на этой неделе, либо после моего недельного отпуска. Я еду в Турцию. Вернусь первого сентября.

– Чего тянуть. Я позвоню тебе завтра, и мы встретимся. А тебе

не интересен результат?

– Владимир Иванович, что он может изменить лично для меня? У меня есть квартира, интересная работа, машина, любимый мужчина. Я счастливее многих других и не собираюсь что-то менять в своей жизни. Если в ней чего и нет, то мы над этим работаем, – Соня загадочно улыбнулась. – У меня и в мыслях не было искать своего биологического отца. Если бы не разговор о Никите, не просмотр альбома, мы бы с вами и не догадывались ни о чём.

– Дед, ты совсем заболтал Соню. Кто просил стол накрывать?

– Уже идём, Никитка.

Соня и Владимир Иванович сдали анализы на тест ДНК до её отъезда в Аланью, а двадцать четвёртого июля такси увозило Софью в аэропорт задолго до рассвета. Здесь она и встретилась с Риммой Сергеевной. В свои сорок восемь лет она была ростом до метра семидесяти и весом около девяноста килограммов, но при этом очень подвижной и яркой.

– Соня, как думаешь, мне удастся пристроить дочь в отеле без путёвки, если она сумеет приобрести билет на наш рейс?

– Вы поторопились с возвратом путёвки и теперь жалеете об этом? Хотите её вернуть?

– Ты меня не так поняла. Я хотела лететь с мужем, но у него аврал. Я просто интересуюсь возможностью. Сашка поссорилась с мужем и своей поездкой собирается его наказать. Я против таких экспериментов, но её не переубедить.

– Мне кажется, проблем с заселением не будет. Кто захочет терять деньги?

– Мам, мне удалось купить билет на твой рейс, – сказала рыжеволосая девушка, после поцелуя матери. – У меня первый тур пройден. – Ты, наверное, Соня? Мне мама рассказывала о тебе. А я Сандра.

– Сашка она, Александра, – поправила её мать.

– Пусть будет Сандра, сокращённо от Александры. Я ведь тоже не Соня, а Софья. Тебе сколько лет?

– Двадцать восемь. А тебе?

– Две недели назад исполнилось двадцать шесть. Будем дружить?

– В таком случае я буду за старшую. Я в Турции не в первый раз и быстро нахожу общий язык с местными. Не переживай! Ты быстро адаптируешься в моём обществе.

– А как же твоя мама?

– Маме нужно море, пляж, массаж и тишина. Она устраивает себе разгрузочную неделю, питаясь в основном фруктами. Раньше мы виделись за завтраком и после двадцати трёх, если не одолевал сон. Вообще, мама активная, подвижная, но на отдыхе вылитый тюлень, – Саша улыбнулась. – Кажется, объявили регистрацию на наш рейс.

Кресло Сони в салоне самолёта оказалось рядом с местом Риммы Сергеевны.

– Сонечка, ты не обижайся, но в полёте я сплю.

– Всего один вопрос, можно? Как вам живётся в новом доме, если вы его достроили?

– Это уже почти два вопроса, – она улыбнулась. – Сонечка, с тех пор, как дом построили, о разводе не только речи, мыслей