Она поднялась на нужный этаж, открыла дверь своим ключом, вошла. Не успела повесить куртку, в коридор выползла Настена, чмокнула в щеку.

— Салютики, ма…

— Здравствуй. Чего не спишь?

— Да чего-то не засыпалось. Бессонница, наверное.

— Ладно мне мозги пудрить, бессонница. — Катя устало потянулась, упершись ладонями в бока. — Опять телевизор смотришь?

— А если не спится?

— А ты пробовала?

— А то!

— Ужинала?

— Конечно. — Настена подогнула левую ногу и теперь стояла, как цапля, на одной правой. — Говорю же, бессонница. Кофе будешь?

— Чаю лучше… — Катя прошла в комнату, опустилась в кресло. Настена же скрылась в кухне. Через пару минут вернулась с чашкой чая в руках, поставила на стол. — Спасибо. — Настена пожала плечом. Вроде как ответила. — Рассказывай, что плохого в школе. Про хорошее успеешь рассказать.

— Ниче плохого.

Настена сдвинула широкие, как у отца, брови к переносице и постаралась напустить на себя сонный вид. Ничего у нее не вышло. Да и Катя на эти фокусы давно не покупалась.

— А если подумать?

— Нормально все.

— С кем сегодня дралась? — Катя взяла чашку, осторожно, чтобы не обжечься, сделала глоток.

— Ни с кем, — ответила Настена, глядя одним глазом в телевизор. На экране пара роскошных, голливудски красивых бугаев гоняла толпу некрасивых злодеев. Несерьезно гоняла, по-балетному красиво. Лажово, одним словом. — Да, ма… К нам сегодня киношники приходили.

— Какие киношники? — не сразу поняла Катя.

— Ну, которые кино снимают.

— А-а, и что?

— Ляльку Зотову выбрали.

— Хорошо.

— И меня тоже. И Настю Трофимову. И еще двух девчонок.

— Куда выбрали?

— В кино сниматься.

— Погоди. В какое кино, Насть?

— В обычное. — Настена высказала это так спокойно, как будто ее приглашали сниматься по меньшей мере двадцать раз на дню. — Нас фотографировали. А потом взяли номера телефонов, сказали, что свяжутся с родителями.

Позвонить бы классной руководительнице, выяснить, что это за история с кино, да поздновато уже. Половина двенадцатого. Ладно, завтра все и выяснит.

— Я завтра в школу загляну, выясню про это ваше кино.

— Да. Еще, ма, Ольга Аркадьевна хотела, чтобы ты пришла к нам в класс, рассказала о работе и все такое…

«Все такое». Временами Настенин лексикон повергал Катю в шок. Их поколение так не разговаривало.

— А что о ней рассказывать-то? — озадачилась Катя.

И подумала: а действительно, что? Ни тебе киношных погонь, ни перестрелок, ни захватов заложников. Вообще ничего. Рутина одна. Про рутину, что ли, рассказывать? Про то, как Лемехова с Панкратом за драку возле бабского общежития в отделение вчера забрали? Вроде как «пионер — всем детям пример»? Или про то, как ее ребята «смольновским» стволы подкинули в машину? Не будет она им этого рассказывать, понятное дело. А если бы и могла, не стала бы. Неинтересно детям про рутину слушать. Им героику подавай. Дети делятся на две группы. Первая к своим тринадцати абсолютно точно знает, что в милиции работают одни сволочи, волки позорные. Вторая не менее точно знает, что в отделениях засели выводки бэтменов. Ни тех, ни других разубедить невозможно. Зачем, спрашивается, тогда время тратить?

— Ладно. Позвоню завтра, — сказала Катя, допивая чай. — Сегодня поздновато уже. Ты, кстати, давай быстренько умываться, чистить зубы и в постель…

В этот момент вдруг зазвонил телефон. Катя даже подпрыгнула от неожиданности. Настена тоже.

— Оп-па, — произнесла дочь и посмотрела на Катю. — Это к тебе, что ли?

— Понятно, что ко мне, — нахмурилась Катя. Она почувствовала легкое раздражение. Сняла трубку. — Да?

— Кать. — Лемехов. Ну а кто еще может звонить в такой час? Кому не спится в ночь глухую? — Мне прослушка только что рапортнула. Знаешь, кому наш «крошечный друг» звонил?

— Нет, конечно. Откуда. И кому?

— Смольному.

Ощущение у Кати было такое, словно она в темноте налетела на стену.

— Куда? В СИЗО?

— В какой СИЗО? Он здесь, в городе. А помог ему выйти Владимир Андреевич Козельцев.

— Это точно?

— Со слов Мало-младшего, — ответил Лемех.

— Номер телефона сняли?

— Смеешься? Тут тебе не столица. С мобил номера снимать технической возможности нет.

— Антон, утром свяжись с прокуратурой, выясни, на каком основании был выпущен Смольный.

— Хорошо. Извини, что побеспокоил.

— Ничего. — Катя вздохнула. Вот только такой «доброй» новости ей на сон грядущий и не хватало. Теперь уснет со спокойной душой. Война в городе назревает. — Все нормально.

— Ты как? В порядке?

— В порядке, Антон. В порядке.

— Ну ладно. Тогда до завтра?

— Давай. — Катя повесила трубку.

— Кто это был? — без большого интереса осведомилась Настена.

— Тебе-то какая разница?

— Просто так спросила. — Настена дернула худым плечом. — Для поддержания разговора.

— Спать иди. Для поддержания…

Настена кивнула на телевизор.

— Сейчас, кино только досмотрю.

— Во сне досмотришь. Вперед.

— Ну, ма… х. — Настюх, не выводи. Я сегодня очень устала.

Настена вздохнула тяжело, словно бы говоря: «Вот она, тяжкая детская доля», кивнула и пошла в спальню-детскую-кабинет. Пошуршала там одеялом.

— Спокойной ночи, — донеслось из спальни.

— Спокойной ночи, — ответила Катя.

* * *

Оторваться от «хвоста» не составило большого труда. Достаточно было утопить педаль газа на трассе. «Шестерка» — машина неплохая, скрытная. Вести на такой слежку в городе — милое дело. Но, даже будучи оснащенной форсированным движком, она не может тягаться с «БМВ» в скорости.

Глядя, как фары «жигуля» безнадежно тают во тьме ночного шоссе, Дима печально покачал головой.

— Надо будет им пару приличных тачек подарить, что ли? — пробормотал он. — В качестве спонсорской помощи…

К полуночи Дима остановил «БМВ» на парковке комплекса «Царь-град», принадлежащего другу и коллеге отца, авторитету с погонялом Манила.

Дима прошел через широкий холл, свернул направо и оказался в ресторанном зале. Здесь уже ждали Алексей Алексеевич Григорьев и Мало-старший, выбравшийся на этот вечер в Москву. Дима занял свободное место.