— Да что ты! В самом деле?

— И это еще ничего. Вот как они обращаются со своими — просто кошмар. Ты помнишь Бидурдая, козлопаса? Вот он здесь из касты неприкасаемых. На прошлой неделе нас всех позвали в гости в непальский дом, а ему не разрешили пройти дальше порога. Было жалко смотреть, как он там сидит один, еще и под ливнем… И даже сигареты ему не подавали, а бросали, как собаке. Нам это понять очень сложно, но такие уж тут правила.

«Кастовая система Непала делит общество на четыре основных категории», — прочла я в справочнике. Хотя официально кастовость отменили в 1963 году, на практике она все еще влияет на взаимоотношения в областях политики[48] и бизнеса, определяет, кто какую получит работу, где сможет учиться и с кем создавать семью. Только высшие касты могут быть воинами и священнослужителями, в то время как портных, кузнецов и сапожников до сих пор угнетают как низшее сословие. Так вот европейцы (а также мусульмане, мясники и уборщики) относятся к касте нечистых, но все еще прикасаемых. А низшая каста, неприкасаемые, лишена всяких прав и подвергается притеснению до сих пор, принимая это как должное.

— Асис, конечно, этому не следует, — продолжает Яна, — именно поэтому мы проводим утренний круг, где дети всех каст обнимают друг друга. Но вот деревня еще охраняет свои традиции, потому-то здесь и постоянно убегают. Если мужчина и женщина из разных каст, им нельзя пожениться. Это станет большим позором для семьи из касты выше.

— Ну да, до сих пор это происходит в деревне, поправляет ее Асис, — но в городе уже не настолько важно, из какой касты твой избранник. Конечно, лучше, чтобы из твоей, но если выберешь кого-то из касты ниже, родители будут недовольны, но препятствовать не станут.

— Даже если из неприкасаемых? — спрашивает Ася.

— Да, — кивает Асис. — Единственное, что твердят тебе с детства, — главное, чтобы не дамай-ками[49]. Так и говорят: «Кто угодно, пускай хотя бы и сарки, сапожник, только не дамай-ками». Но вообще родители стараются организовать брак детей самостоятельно.

Я слушала их разговор и думала, что понять, не говоря уже о том, чтобы принять эту систему, не получится и остается лишь наблюдать. Таким было первое впечатление от деревни — все то, что лежало на поверхности и было доступно каждому. Но мне же это казалось ничтожно малым, я хотела увидеть Непал изнутри, глазами самих непальцев, что было ох как непросто. И утешало лишь то, что места лучше, чем Сагарматха, для этого было и не придумать.

7.2. Отношение к иностранцу

Я иду от дальней колонки с полотенцем на голове и мокрой юбкой в руках. Навстречу мне выбегает Дев, сын козлопаса.

— Мисс! — кричит он. — Со мной, о'кей?

— Нет, Дев, в следующий раз. Я только помылась, — указываю на полотенце.

— Смените и идите, — настаивает он.

Вздыхаю. Дождь уже закончился, но дороги размыло и мокрая трава зябко путает ноги. Но упускать возможности знакомства с деревней роскошь непозволительная.

— Ладно, — говорю я, — подожди меня пару минут.

Мы идем по скользкой тропинке — все выше и выше. Дев с гордостью показывает меня встречным крестьянам с тюками травы на головах. Они останавливаются, сбрасывают ношу и складывают руки в приветственном «Намаете». Забираться в глубины деревни мне прежде не доводилось. На деревню это, правда, не очень похоже: здесь нет дорог, а дома разбросаны по рисовым склонам в сотне метров друг от друга. Еще никогда я не видела рис так близко — растущий пучками, он похож на колосок, раздавшийся в ширину.

— Куда ты меня ведешь? — спрашиваю я наконец Дева.

— Дом, — коротко отвечает он.

Самый бедный квартал поселения, территория неприкасаемых. Чем выше забираешься, тем меньше признаков цивилизации встречаешь. Глинобитные и плетеные хижины. Забор, мебель, карнизы — все из бамбука. Я в иллюстрациях учебника по истории, и единственное, что выдает время, — одежда, развешанная на просушку, все эти затертые до катышек свитера со Снуппи и разноцветные футболки, оставленные здесь волонтерами. Людей почти нет. В основном мы встречаем только коз да квадратных худых коров, провожающих нас скучающим взглядом.

Ныряем в одну из лачуг — темную и настолько задымленную, что я не сразу замечаю женщину, сидящую в углу у очага. Потолки здесь низкие и сплошные, без всяких дымовых отверстий, и каждый раз, когда заходишь в непальский дом и тебя представляют кому-нибудь, приходится плакать. «Приятно познакомиться», — говоришь ты и рыдаешь. Весь дым здесь оседает наверху, поэтому общаться можно лишь сидя.

Мне приносят соломенный тюфяк, я сажусь у огня. Женщина улыбается мне и продолжает готовить. Большим кукури, местным мачете, она рубит искус, колючий непальский кабачок, а ребенок, привязанный платком сзади, болтается в такт движениям. Она что-то говорит, я слушаю ее и киваю.

Как-то спросила у Элли: почему местные разговаривают с тобой, прекрасно зная, что ты не понимаешь непальского?

— Потому что говорят они не словами, а чувствами, — ответила она, не задумываясь. — И в этом случае неважно, на каком языке ты им отвечаешь, — я, например, всегда на французском.

Женщина протягивает миску с молоком. Отказывать нельзя — обидишь хозяйку. Осторожно пробую молоко: кислое и теплое. До того непривычно, что хочется выплюнуть.

— Делать сладким? — спрашивает Дев и кидает щедрую горсть риса в миску.

Есть, конечно, надо руками. Вспоминаю, как поначалу мы даже вилки санировали.

— Это твоя мама? — говорю я.

Дев смеется — сестра, Гану.

— Правда? А сколько ей лет?

Дев задумывается и обращается к Гану на непальском. Она тоже медлит. Так происходит всегда, когда мы спрашиваем о возрасте, — года в деревне не считают, дни рождения здесь не справляют.

— Говорит, что двадцать два, — наконец отвечает мальчик.

Надо же, младше меня. Грубые руки, морщины, темное измученное лицо. Указывает на меня и что-то говорит.

— Она спрашивает, есть ли муж, — переводит Дев.

— Нет, я не замужем. Хойна.

Гану смотрит на меня словно с жалостью. Мои двадцать четыре года в Непале — возраст серьезный. Особенно если учитывать, что готовят девочек к замужеству уже с тринадцати лет.

— Асис дает деньги? — вдруг спрашивает Дев, и я не удивляюсь. Вопросы о деньгах в Непале вещь заурядная.

— Нет, я же волонтер. Знаешь такое слово?

— Почему? Асис дает деньги непальским учителям.

— Ну, это мое решение. Даже если бы он предложил, я бы отказалась.

— А там,