сильнее их в мире нет больше существ. Но с возрастом они начинают осознавать свои недостатки, что они не могут посвятить себя творчеству, что они не могут стать богами. Они не могут найти себе занятие, которое было бы им по душе, которое позволило бы им проводить века, как их проводят эльфы, выращивая деревья, и это в конечном итоге сводит их с ума. Нет, драконы не сумасшедшие, чистота их сознания потрясает. Они мудры, и если бы это было возможно, то с ними можно было бы обсуждать множество вопросов мироустройства. Но вот характер… Дракон становится по-настоящему скверным затворником. Он не радуется ни своим соплеменникам, ни гостям и абсолютно непредсказуем.

* * *

– Так, значит, ты и есть тот человек, который нарушил баланс в этом мире?

– Ну, точнее будет сказать, что нарушил его Элронд, а я тут был стенобитным орудием.

– Орудием?

– Да, мне Творец этого мира так и сказал, что я бревно, без глаз и мозгов, направленное внешней силой. Что я не понимаю своей разрушительной силы и выполняю задачу, поставленную не мной. В общем-то, я с ним в итоге согласился.

– Элронд? Ты понимаешь, что ты сейчас обвинил его во вмешательстве в дела человечества?

– А что, его еще нужно в этом обвинять? Или что, вы, эльфы, не вмешиваетесь в дела человечества?

– Вмешиваемся, но Элронд! Отшельник, который слывет нигилистом даже среди эльфов. А тут получается, что он тебя направил.

– Ну, может, он сделал это тоже, скажем так, под управлением кого-то.

Ландилус задумался:

– Ну, очень может быть. Ну ладно, пойдем в линзу, а там уже разберемся, что к чему.

– Ты же говорил, что мы по этому миру должны преодолеть максимально возможное расстояние.

– А эта линза и есть пространственная.

– Как это?

– Ты сколько уже путешествуешь между мирами?

– Около трех лет.

– Ну, понятно. В общем, есть линзы не только между мирами, есть пространственные линзы, которые соединяют определенные точки между собой. Этих линз много, просто этой точкой я пользуюсь уже не в первый раз и хорошо знаю и вход, и выход из нее. Если говорить про физическое расстояние, то тут мы преодолеем самый большой путь.

– Вот это да. Жаль, что я не вижу этих струн.

– Ты – Прыгун, сочетание Визора и Прыгуна крайне редко.

Мы зашли в линзу и вышли на поляну в каком-то диком лесу. Ландилус вытянул ключ и пошел в лес. Тут виднелась едва заметная тропа, по которой явно кто-то ходил.

– А что это за тропа? Кто ее проложил?

– Тут живет один старик-отшельник, возможно, известный тебе. Но давай мы не будем сейчас ходить по гостям. Вот закончим порученное нам дело, и каждый пойдет туда, куда ему надо.

– Да, хорошо. Я просто спросил.

«Старик-отшельник, известный мне… Неужели отец Фартин?» – подумал я про себя. В общем-то, провести в этом мире свой следующий отпуск казалось мне хорошей идеей. Правда, когда он будет, этот отпуск, было совсем непонятно.

Мы шли по лесу, обычному живому лесу, в котором было умиротворенно тихо. Ландилус явно не спешил, он ступал, как кошка, аккуратно и бесшумно, и каждый раз морщился, когда смотрел на меня. Я шел как раненый слон, постоянно наступая то на ветки, то просто топая. Он не делал мне замечаний, но на его лице все было видно и без замечаний.

Мы шли по тропинке, и вдруг Ландилус замер, глядя куда-то вверх. Я посмотрел по направлению его взгляда и ничего не увидел.

– Ты что, Ландилус?

– Вот там, на дереве, ближе к вершине, сидит птица. Местные называют ее свергач. Это уникальное животное, рожденное этим миром, больше я таких нигде не встречал. Местные эльфы их берегут, но если они уйдут из этого мира, то, скорее всего, она вымрет.

– А что в ней такого уникального?

– Образ жизни, внешний вид, способ питания… Тебе интересно?

– Ну-у, – попытался я сделать вид, что мне действительно интересна эта птичка.

– Ну вот и не спрашивай, хотя все равно скажу: у этой птички на голове и ногах выделяется вещество, которое светится по ночам, и поэтому если ее увидеть ночью, можно сильно испугаться или восхититься. Они редко бывают в стаях, в основном по две – три птички, не больше, и издают достаточно интересные звуки. И ночью это очень интересно выглядит.

Я представил себе в ночном небе светящуюся птицу, в общем-то, мое тренированное воображение нарисовало мне скорее позитивную картинку, нежели какую-то страшную.

– А почему она вымрет, если уйдут эльфы?

– Она слишком пуглива, когда высиживает яйца. Если тут начнется развитие технократической цивилизации, она просто не сможет высиживать яйца.

– Ну это будет ведь еще очень не скоро?

– Для вас людей да, а для меня пятьсот лет не так уж и много.

– Ну, так создайте для нее заповедник в каком-нибудь своем мире и перевезите туда.

– Не получится. Мы пробовали, но поддержать в мире экосистему для множества видов мы не в состоянии, слишком все взаимосвязано. Мы пытались создать в незанятых мирах отдельные экосистемы, но через достаточно короткий промежуток времени все выходило из-под контроля и шло совсем не так, как мы планировали.

– Ну что же, жалко, конечно, птичку, но не уничтожать же человечество ради нее.

– Нет, конечно, но тем не менее я считаю, что человечеству нужно уметь ценить жизнь и разные виды животных. К сожалению, когда человечество выходит в своем эволюционном развитии на этот уровень, на планете с ним уже остается очень мало живых видов. Хотя в случае, когда человек по недоразумению сам вымирает в том или ином мире, природа восполняет все многообразие меньше чем за полмиллиона лет, и я лично не понимаю, для чего Творец опять заселяет такой мир людьми. Раз уж не вышло, так, значит, не вышло.

Я вспомнил Техно, где реально живых видов осталось всего ничего и человечество тоже практически вымерло. Но не стал про это говорить вслух. Мы вышли на очередную поляну, и Ландилус начал монтировать ключ.

– Что там, в следующем мире?

– Спокойный мир, мы выйдем на поляну посреди топей, запах будет ужасным, но зато точно не будет никаких гостей и ненужных встреч.

– А там мир весь такой или просто место такое?

– Мир нормальный, просто место специально выбрано мной для таких переходов. Этот остров в болоте на пересечении четырех миров находится, на нужной мне высоте. Кстати, как и вот эта поляна. Обрати внимание, что там, где идут струны, обычно не растет ничего серьезного. Именно так орки и научились ставить ключи,