— Кончай ходить вокруг да около, Питер. Что происходит?

Ее коллега смотрел в сторону. И это очень не понравилось Вивьен.

— Ты ведь знаешь, что творится в городе. Эскорт и тому подобное. Азиатки, негритянки, трансы — на любой вкус. Восемьдесят процентов заведений, выдающих себя за спа-салоны, массажные кабинеты и прочее, на самом деле — дома свиданий. Такое делается повсюду. Но мы на Манхэттене. Это центр мира, и тут все происходит более… — Питер остановился и наконец решился посмотреть ей в глаза. — Мы проводили тут облаву. Роскошное место. Верхний Ист-Сайд. Туда ходят мужчины, которые любят молоденьких девушек. Иногда это девочки. Несовершеннолетние, в любом случае. Мы вошли и выловили нескольких человек, и…

Он замолчал, и это насторожило Вивьен. Еле слышно она произнесла только одно слово:

— И?..

Опасение превратилось в реальность.

— Одна из них — твоя племянница.

Внезапно весь мир переместился на карусель. Она ощутила в душе нечто такое, что охотно променяла бы на смерть.

— Я вошел в ту комнату, где…

У Питера не было сил продолжать. Но его молчания хватило, чтобы заработало воображение Вивьен, и это оказалось еще хуже, чем если бы он все назвал своими именами.

— К счастью, я узнал ее и просто чудом сумел увезти из борделя.

Питер взял ее за руки:

— Если эта история станет известна, то за дело примутся социальные работники. При той семейной ситуации, что сложилась у вас, ее отдадут в какое-нибудь учреждение. Этой девочке нужна помощь.

Вивьен посмотрела ему в глаза:

— Ты не все рассказал мне, Питер.

Он помолчал. Потом произнес то, что не хотел бы говорить, а ей не хотелось бы слышать:

— Твоя племянница употребляет наркотики. В кармане у нее нашли кокаин.

— Сколько?

— Не столько, чтобы говорить о торговле. Но сколько требуется на каждый день, если она уже дошла до того…

«До того, что занимается проституцией ради денег», — мысленно закончила за него Вивьен.

— Где она сейчас?

Питер кивнул куда-то в сторону дороги:

— В моей машине. Коллега присматривает за ней.

Вивьен протянула ему руку:

— Спасибо, Питер. Ты настоящий друг. В долгу перед тобой до конца жизни.

Они направились к машине. Вивьен Лайт прошла этот короткий путь как сомнамбула, торопясь увидеть племянницу и в то же время опасаясь этой встречи…

…с тем же волнением, с каким ожидала ее сейчас. Шаги за спиной заставили Вивьен открыть глаза и вернули в настоящее, которое было лишь ненамного лучше минувшего.

Она поднялась и, обернувшись к двери, увидела племянницу: в руках спортивная сумка, очень хороша, как и ее мать, и так же искалечена. Но у нее хотя бы оставалась надежда. Должна была оставаться.

Джон Кортиген стоял в дверях. Внимательный и заботливый, как всегда. И настолько деликатный, что не стал мешать их встрече. Лишь кивнул ей в знак приветствия и подтверждения, и она ответила ему, подняв руку, — жестом отца Маккина, священника, основавшего «Радость», общину, которая взяла на себя заботу о Санденс и других детях с таким же, как у нее, горьким опытом.

Вивьен ласково погладила племянницу по щеке. Каждый раз, встречаясь с девочкой, она не могла не испытывать чувства вины. За все, чего не сделала. За то, что, занимаясь проблемами других, незнакомых людей, не замечала того, кто больше всех нуждался в ней, находился совсем рядом и по-своему просил о помощи, но никто не услышал.

— Рада видеть тебя, Санни. Ты сегодня очень красива.

Девочка улыбнулась. В глазах светилось лукавство, но не вызов.

— Это ты красива, Ванни! А я — великолепна, пора бы уже знать!

Они придумали эту игру, когда Санденс была еще маленькой, — придумали себе имена, служившие в какой-то мере условным кодом. Тогда Вивьен, расчесывая ей волосы, говорила, что девочка вырастет красавицей и, возможно, станет моделью или актрисой. И они вместе представляли себе все, что может произойти.

Все, кроме того, что произошло на самом деле…

— Ну что, поехали?

— Конечно. Я готова.

Она приподняла сумку, в которой лежала смена белья на те дни, что они проведут вместе.

— А рокерские шмотки захватила?

— А как же!

Вивьен удалось достать билеты на концерт U-2 на следующий день в Мэдисон-Сквер-Гарден. Санденс была страстной поклонницей этой группы, что во многом и помогло получить эти два дня отлучки из «Радости».

— Тогда поехали.

Они подошли к Джону. Невысокого роста, крепкого сложения, одетый в джинсы и флиску, с открытым лицом и ясным взглядом, он производил впечатление человека, который больше думает о будущем, нежели о прошлом.

— Пока, Санденс. Увидимся в понедельник.

Вивьен протянула ему руку, и Джон крепко пожал ее.

— Спасибо, Джон.

— Спасибо тебе. Развлекись и повесели ее. Идите, а я задержусь.

Они вышли, оставив Джона в церковной тишине и покое.

Вечер изгнал из города естественный свет, чтобы нарядиться в искусственный. Они сели в машину и направились на Манхэттен, в это великолепие светового макияжа. Вивьен спокойно вела машину и слушала племянницу, предоставив ей самой выбирать тему для разговора.

Она ни слова не сказала ей о матери, и девушка тоже ничего не спросила. Словно по какому-то молчаливому соглашению, они отвергали сейчас мрачные мысли. Не для того, чтобы обмануть память. Обе в глубине души прекрасно понимали — и не было никакой нужды говорить об этом, — что пытаются исправить ошибку не только ради самих себя.

Так они ехали дальше, разговаривая о том о сем, и постепенно у Вивьен возникло ощущение, будто с каждым оборотом колеса, с каждым ударом пульса стираются их родственные отношения тети и племянницы и они все больше становятся подругами. Вивьен почувствовала, как что-то отпустило у нее в душе, поблекло лицо Греты, все время стоявшее перед глазами, и растаяла терзавшая по ночам картина обнаженной Санденс в объятиях мужчины старше ее отца.

Они оставили за спиной остров Рузвельта и ехали по восточной набережной Ист-Ривер в Даунтаун, когда это произошло.

Примерно в полукилометре от них, справа, внезапно вспыхнуло ослепительное зарево, которое затмило собою абсолютно все освещение в городе, и на мгновение показалось, будто там слились воедино все огни на свете.

Потом почудилось — вроде задрожала дорога под колесами. И наконец в открытые окна машины ворвался оглушительный грохот взрыва.