– Они же там не бездельничают, – вступился за космонавтов Пройдесвит. – Опыты какие-то проводят и спортом на тренажерах занимаются.

– По танку вдарила болванка… – снова, как степной акын, затянул свою бесконечную песнь Виктор Ангелов…

Оставляя за кормой пенистый след, сухогруз «Меркурий» рассекал воды Черного моря в направлении грузинского порта Поти…

Позади уже остались проливы Дарданеллы и Босфор, последняя стоянка в Стамбуле. Теперь команда готовилась к возвращению домой. Старший матрос Сандро Давиташвили, исполняющий на судне обязанности боцмана, забил на все «с прибором» и паковал чемоданы с подарками для многочисленной родни. На это время палубная команда была предоставлена самой себе. Многие матросы последовали примеру своего старшего, упаковывая в сумки барахло, приобретенное в экзотических странах.

Четверым наемникам нечего было собирать, поэтому свободное время они проводили на верхней палубе.

Ирландец Патрик О’Найл, как обычно, жевал табак, время от времени смачно сплевывая за борт. Олег Качмала, раздетый по пояс, усиленно занимался спортом, то отжимаясь на кулаках, то сидя на шпагате, выполнял руками имитацию ударов и блоков.

Панчук и Виталик расположились на противоположной от ирландца стороне и негромко вели беседу.

– Их четыре дюжины, – глядя куда-то в сторону, бесстрастно говорил Милевский. – Турки, арабы, парочка негров. Все волчары еще те, последствия ранений зализывали в Турции, теперь возвращаются в Чечню.

– Мало получили на орехи, – зло сплюнул Владимир.

– Выходит, что мало.

Прибыв в Стамбул, «Меркурий» в порт не зашел, а встал на рейде. После ужина команде был отдан строгий приказ – всем спать, кроме вахтенных.

Шатуна насторожил тот факт, что в этот вечер вахту несли только офицеры. Спать он не стал, а затаился на верхней палубе в спасательной шлюпке.

Ночь прошла спокойно, только перед самым рассветом до его слуха донесся мерный рокот подвесных моторов.

Владимир незаметно выглянул из-под брезента и посмотрел за борт. От берега к «Меркурию» приближалось около десятка резиновых катеров.

«Зодиак» – Панчук сразу распознал плавсредство западных частей специального назначения. Во время службы в легионе он сам неоднократно высаживался с таких катеров.

Помощник капитана и вахтенный штурман поспешно опустили трап, к которому один за одним причаливали «зодиаки». Из них бесшумно выбрались молчаливые типы, многие сгибались под тяжестью объемных баулов. Каждый их шаг сопровождался приглушенным металлическим лязгом.

Тайные пассажиры поспешно направились в сторону кормового трюма.

«Так вот для чего мы там лежаки мастерили», – Владимир понял, где решили разместить пассажиров.

Возле опустевших и мирно покачивающихся на воде «зодиаков» остался один человек. Убедившись, что поблизости никого нет, он вытащил из-под штурмовки массивный пистолет с навинченным цилиндром глушителя и стал методично расстреливать катера. «Зодиаки», со свистом выпуская из баллонов воздух, безмолвно уходили на дно под тяжестью подвесных моторов.

«Круто в вашем департаменте», – подумал пораженный увиденным Шатун, прекрасно зная, что один «зодиак» со всеми наворотами стоит не меньше, чем приличная легковушка. И если их топят, то тут замешаны куда большие деньги, чем полста тысяч долларов.

Утром «Меркурий» снялся с якоря и взял курс на Грузию…

Панчук с самого утра отправил к кормовому трюму Милевского. Виталий почти пять лет провел в песках Джибути, знал несколько арабских языков и наречий, поэтому именно ему Шатун поручил выяснить национальную принадлежность «пассажиров». Теперь все прояснилось: в Чечню возвращались залечившие раны наемники.

«Н-да, значит, граждане сепаратисты подстраховались. Опасаются, что сухогруз могут захватить российские военные суда, когда «Меркурий» будет проходить мимо нашего побережья». Наконец Владимир разгадал маневр противника, почему на судно загрузили наемников, да еще и с оружием. Ведь наверняка до этого у них были свои каналы доставки боевиков на Кавказ. Расклад получался все серьезней и серьезней. Панчук как бы невзначай коснулся пальцами правой руки титанового корпуса наручных часов, которые ему передал Крутов. Теперь эти часы казались Владимиру оружием последнего шанса, возможностью вызвать огонь на себя.

«Так, а это что за пораженческие настроения?» – обругал он себя в мыслях, неожиданно поняв справедливость высказывания, что бесстрашны лишь те, кому нечего терять. Женитьба Владимира и будущее отцовство наложили на него определенный отпечаток. Он все чаще стал задумываться о том, что другие называют смыслом жизни. Эти размышления окончательно выводили его из себя. «Значит, свору волков посадили на это корыто, но волки не противники медведю», – с какой-то азартной злостью и внезапно нахлынувшей яростью решил Шатун.

– Эй, парни, – прервал его терзания окрик О’Найла. Ирландец приблизился почти вплотную к ним и негромко проговорил: – Я смотрю, вы тут что-то замышляете. Если дело касается хорошего барыша – берите в долю, не пожалеете.

Легионеры обменялись взглядами, и после секундной заминки Владимир так же негромко произнес:

– Думаю, есть смысл обдумать это предложение. – И незаметно подмигнул стоящему в стороне Качмале.

День выдался жарким, хотя с утра в ложбине между гор лежал густой, как молочный кисель, туман. Но утреннее солнце безжалостно разогнало его.

Воздух здесь был влажный, густо насыщенный ароматом зелени. Лучше места для отдыха или дружеского пикника на природе не придумаешь. Поляна в тени гор, а рядом на порогах журчит быстрая, но мелкая горная речка.

Люди, собравшиеся в этом месте, были далеки от праздного проведения времени. Бородатые мужчины в камуфляже, с суровыми и угрюмыми взглядами. Как волки-одиночки, они не верили никому и надеялись только на себя и своих людей. Но перспектива неминуемой гибели заставляла их сбиваться в стаю и пытаться хоть ненадолго оттянуть свою кончину.

Девять мужчин, шестеро из которых были полевыми командирами, высокопарно окрестили себя «бригадными генералами». Седьмой некогда являлся вторым президентом независимой Ичкерии, теперь носил прозвище Ушастый. Восьмой – турецкий чеченец Зияд Максуров. Он был переводчиком при Мустафе Алмади, имевшем позывной «Рамзес». Египтянин стал представителем исламских фундаменталистских террористических организаций, спонсирующих войну в Чечне, после ликвидации федеральным спецназом «Черного араба» и теперь входил в курс дела.

Шестерым чеченским полевым командирам удалось сохранить более-менее значительные по численности отряды. Конечно же, главным из них был Шамиль, потерявший во время прорыва осады Грозного ногу и сразу же окрещенный злыми языками Хромым.

Кроме Шамиля довольно значительной фигурой являлся Магамед Карипов, бывший вор в законе, отсидевший последний срок в начале девяностых и вернувшийся в Чечню, где немедля собрал большой отряд, в основной массе из бывших уголовных элементов. Люди абсолютно отмороженные, они отчаянно сражались, отступая только при численном и техническом превосходстве противника.