– Организуем великолепные похороны, как только выдадут тело. Я сам буду присутствовать. Это, надо полагать, вызовет сочувствие. Дрю был дорог всей партии. Эллери, тебе, может быть, придется произнести надгробную речь. Сам я не хочу этим заниматься. Не хочу болтать языком перед телекамерами. А что с завещанием? Семья у него осталась? Есть душеприказчик? Эллери, ты не уточнишь все это? Или – Бен, о чем я только думаю? Это ведь на самом деле в юрисдикции конторы Баскомба. Слушай, к завтрашнему дню мы должны все знать. Я буду во Флориде – надо захватить тамошнюю делегацию.

Где этот человек черпал энергию? Быть может, в источнике самомнения, заставившего его поверить, что он станет президентом?

Президент взглянул на Ларкспура.

– Продолжай, Эллери.

– Хэзлитт выступает на большом митинге в Фануил-холле в Бостоне, потом возвращается в Нью-Йорк на встречу со спонсорами. Вы в Бостоне в начале недели, потом у вас Шугар-Буш. Потом мы собираемся на переформирование в Вашингтоне, а там уже и Чикаго… Вот, примерно так, мистер президент.

Настроение от подавленности перешло в оптимистическую решимость, хотя Дрискилл не совсем понимал, каким чудом это свершилось. Политика: поймал след – и чеши по нему в мах, прижав уши. Рвись вперед, сметая всех, кто оказался на пути. Политика стаи. Бен не был политическим животным,[7]у него был не тот набор инстинктов, но кое-чего он набрался, общаясь с другими, так что и у него в крови прибавилось адреналина.

Чарли достал из портсигара с увлажнителем три большие сигары и обрезал кончики. Ларкспур от сигары отказался, а двое других закурили, наполнив комнату густым синим дымом и крепким ароматом. Бутылка джина в ведерке со льдом стояла на письменном столе, чтобы все могли дотянуться. За окном тучи стали еще темнее, зажглись фонари и освещение на участке вокруг Белого дома. Дождь заливал стекла. Эллери Ларкспур скинул пиджак, распустил галстук, оставив его болтаться на груди, расстегнул ворот рубашки. Он выглядел сверхъестественно спокойным, таков уж был его стиль.

– Бен, – заговорил президент. – Бьюсь об заклад, ты думаешь, что я намерен вытащить тебя в Вашингтон и заставить с головой нырнуть в эту кашу. Разве не правда? Ну, признайся.

– Такая мысль приходила в голову.

– Дружище, расслабься. Мне нужны не твои советы по ходу кампании. Мне придется разгребать кучу, и лучшее, что ты можешь для меня сделать, – это вернуться в Нью-Йорк и заняться «Баскомб, Лафкин и Саммерхэйз». Ты знаешь, какую роль всегда играла ваша фирма в жизни партии. Нам нужно, чтобы ты был там и крепко держал вожжи – теперь, когда Дрю больше нет. Теперь ты будешь заправлять делами, так или иначе.

Чарли Боннер встал с места, покачнулся, не сразу совладав с больным коленом, и сжал его руку. Чарли был большим любителем рукопожатий, еще с давних пор. Иной раз, столкнувшись с кем-нибудь в кампусе, он, словно забыв, что всего полчаса назад разговаривал с тем же человеком, хватал его руку и начинал горячо трясти. Дрискилл никак не мог решить, вливал ли он через прикосновение силы в собеседника или вытягивал их. Может быть, сила вливалась в обоих. В футбольной команде всякий ради Чарли Боннера проломил бы, как гласила поговорка, кирпичную стену, потому что все знали: он не сдастся, а значит, не сдастся никто из них.

– Старый друг – лучший друг, Бен. Поверь, у меня нет от тебя секретов. Я не пошлю тебя в бой со сломанным копьем. Что известно мне – известно и тебе.

– Вот пусть и впредь так будет, – сказал Бен. – Одного я не понимаю. Ты, кажется, с самого начала был уверен, что Дрю не покончил с собой. Отчего?

Президент постучал себя по голове, потом по груди против сердца.

– Наверно, что-то подсказало. Но ты в Нью-Йорке сможешь теснее общаться с полицией. Они наверняка захотят с тобой поговорить. Ты – преемник Дрю, тебе он назначил свидание утром в понедельник. Держи ушки на макушке и ничего не упускай. Если они заподозрят убийство, ты сразу почуешь. Будем постоянно на связи, если ты не против.

– Хорошо, Чарли.

Президент не ошибся: то, что его отправляют обратно в Нью-Йорк, удивило Бена. Значит, он будет следить за кампанией по газетам, не вмешиваясь в нее.

– Ты настоящий питбуль, Бен. Молодчина! – Боннер глянул на часы. – Надо сообщить Маку насчет Дрю, не то он станет взрывоопасен. Счастливого пути, Бен. Ларки, ты держись под рукой и оттяни жар на себя, если Мак опять проявит излишнюю вспыльчивость. Вообще-то, лучше ты и сходи за ним, а по дороге постарайся умаслить. – Президент, покончив с одним делом, мгновенно перешел к следующему. Он уже прижимал к уху телефонную трубку. Дрискиллу и Ларкспуру, покидавшим Овальный кабинет, махнул рукой.

– Просто не верится, – тихо проговорил Дрискилл. – Сбежал! Вырвался на свободу!

– Ну, не будь так уверен. Вашингтон – такая штука, что может сграбастать тебя и из могилы, – хихикнул Ларкспур. – Но Боннер не шутил: он правда хочет, чтобы ты постоянно держал нас в курсе расследования. Откровенно говоря, я счастлив, что не пришлось доверять сбор сведений Олли Ландесману.

За дверью Овального кабинета Ларкспур обернулся к Дрискиллу:

– Когда президент разделается с беднягой Маком, мне придется поработать над речью, которую Чарли – или я, если придется – произнесет на похоронах. Если я тебе понадоблюсь или просто захочется поболтать, звони.

– Куда?

– Домой, в Вирджинию. Я совсем выжат. После твоего звонка мы, считай, и не ложились. Я вздремнул немного утром, около шести. А Чарли вымотал тот перелет из Мехико…

– Там очень плохо?

– Хуже быть не может, Бен. Имей в виду, меня там не было. Но я поговорил с Линдой. Она посетила все больницы, а теперь собирает голоса за усиление медицинской помощи. Не могу поверить, что комитет ей откажет, но жаться будут, это уж точно. Президент встречался с президентом Мексики и его военными – и еще с несколькими лидерами Центральной Америки; мы поддерживали процесс мирного урегулирования, но Чарли сомневается, тот ли процесс следовало поддерживать, не существует ли для нас другого способа навести там порядок. – Ларкспур пожал плечами. – Родную бабушку убил бы за сигарету! Черт возьми, только об этом и думаю.

Боб Макдермотт, выйдя из-за угла соседнего с Овальным кабинета, резко остановился. Он натягивал на плечи блейзер.

Ларкспур покачал головой:

– Не спеши так, дружок. Великий ожидает тебя в Овальном кабинете. Мне велено лично доставить.

Макдермотт искоса глянул на него.

– В чем дело, конечно, не намекнешь? Погоди минуту, Ларки, я хочу перекинуться словечком с Беном.

Ларкспур кивнул и привалился к стене рядом с дверью, мыча себе под нос одну из песенок Мерсера – «Лауру». Мало кто знал, что он хороший джазовый пианист. Правую руку он держал в кармане брюк, позванивая мелочью.